Бандитская Голгофа
Шрифт:
Голова вроде бы не тяжелая, мысли не заторможены, кровь быстрая, и за окном утро, а не ночь, а вместо Аркаши в комнате стоял Годовиков.
— Блин, ты что мне вчера намешал?
Саша протерла глаза, затем ущипнула себя за щеку, но видение не исчезало.
— Михаил Тимофеевич?!
Да, перед ней в самом деле стоял Годовиков. Она вскочила с постели как ужаленная, но тут же вернулась под одеяло, поскольку не хотела светить своей наготой перед этим козлом.
— Действительно, и чего вам вчера намешали?.. «Колеса» тоже ни к чему хорошему не приводят.
Саша вспомнила про кнопку вызова охраны, нажала на нее, но Годовиков лишь снисходительно усмехнулся.
— Плохая у вас охрана, Саша. Не умеете вы работать с людьми. Хотя разве можно назвать людьми тех, кто продается и покупается…
— Все продались?
— Нет, Аркаша вас не предал. А остальные — шлак… Вот ваш покойный муж умел работать с людьми. Охрана у него была на высоте. И то ведь не уберегся…
— Хотите сказать, что это ваша работа?
— Кто ж вам, Саша, это скажет? Честно говоря, интересно было наблюдать вашу мышиную возню вокруг наследства. Макса отравили… Вам самой не стыдно за свой поступок?
Годовиков издевался над ней, и Саша это понимала. Ему нравилось подавлять ее, именно поэтому он не выходил из комнаты. Понимал, что ей нужно одеться, но не выходил.
— Стыдно, кому видно, — сказала она, с невозмутимым видом поднимаясь с кровати.
Но тот даже не смутился, да и глазами не шарил по ее обнаженному телу. Смотрел ей в лицо, пока она не набросила на себя халат, и только тогда заговорил, причем спокойно и почти без издевки:
— Я бы порекомендовал вам надеть спортивный костюм. Желательно, темный. В тюрьме сейчас не жарко.
— Хотите сказать, что собираетесь увезти меня в тюрьму? — криво усмехнулась Саша. — Не смешите мои тапки! Стали бы вы покупать мою охрану, чтобы отправить меня в тюрьму. Для этого менты есть, и покупать никого не надо…
— Вы не так уж и глупы, как я думал.
— Что вам от меня надо?
— А вы сами как считаете?
— Если бы вы хотели меня убить, вас бы здесь не было.
— Логично, — поощрительно улыбнулся он.
— Тогда что?
— Вас действительно можно вернуть в тюрьму. Лет на двадцать. И убить вас можно. Но мы же цивилизованные люди…
— И что вы предлагаете?
— Я предлагаю обсудить это за столом. Вчера мы с вами даже не пообедали, зато сейчас можем позавтракать. Я уже отдал все необходимые распоряжения…
— Кому?
— Вашей домоправительнице. Очень благоразумная женщина, кстати говоря. У вас и повар есть, но мы отправили его домой. До завтра. Сегодня мы обойдемся без его услуг.
В дверь постучали. Годовиков даже глазом не моргнул, как будто знал, кто и зачем их потревожил.
— Ну вот, завтрак готов.
В столовой их ожидал немолодой уже крепкого сложения и как минимум несимпатичной внешности мужчина. Грубые асимметричные черты лица, хищный, с недоброй иронией взгляд маленьких черных глаз, суровые складки на щеках, тяжелый волевой подбородок. Темно-серый, отнюдь не дешевый костюм строгого покроя сидел на нем неловко, как на человеке, который привык к спортивной форме или даже к лагерной робе.
— Андрей Семенович Ковшов, — с излишним, как могло показаться, пафосом представил его Годовиков. — Прошу любить и жаловать!
— А я должна его любить? — настороженно спросила Саша.
— Любить не обязательно, а жаловать надо, — густым рокочущим голосом проговорил Ковшов. — Для вашей же безопасности, Александра. Пожалуй, так я и буду вас называть.
— Кто вы такой?
— Начальник вашей личной охраны, — ответил за него Годовиков.
— И кто так решил?
— Я так решил. Охрана у вас неважная, а я вынужден заботиться о вашей безопасности. Если с вами вдруг что-то случится, это пятном ляжет на репутацию нашей компании. Прошу!
Годовиков отодвинул стул, чтобы Саша села за сервированный стол. Тут же появилась экономка с завтраком на подносе. Вид у нее бледный, движения неловкие, и Саше в глаза она старалась не смотреть, чувствуя за собой вину, словно должна была удавиться, но не идти на поводу у врагов.
Оксана Давыдовна подала творожную запеканку с медом вместо сахара, но Саша на блюдо даже не взглянула, хотя оно и входило в разряд любимых. Годовиков и Ковшов тоже сели за стол, и некому было прогнать их отсюда поганой метлой.
— Аркадий где? — стараясь казаться суровой, спросила она.
— Он вам больше не нужен, — усмехнулся Ковшов.
— Я спрашиваю, где он?
— В гостевом доме, ждет, когда вы его уволите и рассчитаете.
— Я серьезно!
— И у меня нет никакого желания шутить. — Годовиков отрезал ножом кусочек запеканки и ловко, не опуская головы, отправил его в рот.
— Тогда я вас слушаю.
— Не будем спешить…
Сначала он позавтракал, затем отпустил экономку, вслед за которой отправил и Ковшова. Судя по всему, тот должен был оградить предстоящий разговор от посторонних ушей.
— Вы должны подать на меня в суд, — сказал Годовиков. — Как только это случится, мы пойдем с вами на мировую.
— Зачем? — в недобром предчувствии спросила Саша.
— Чтобы вы получили свои акции.
— Вам какая от этого выгода?
— Выгоды не будет, мы понесем убытки. В размере ста миллионов долларов, но мы готовы к этому.
— И в чем будут состоять ваши убытки?
— В той сумме, которую мы вам заплатим за ваши акции.
— Вы собираетесь купить их у меня за сто миллионов? — не понимала Саша.