Бандитские жены
Шрифт:
— Так, в твоем распоряжении две минуты, не больше, — сказал я Игорю. Он рванулся к окну. — Только громко не кричи. — А сам я подошел к двери.
Игорь стал разговаривать с Кристиной. Но говорить он старался почти шепотом, так что Кристина угадывала его слова. Что-то показывал знаками. Лицо его было очень радостным. Я, как подпольщик, стоял у двери, вслушиваясь в каждый звук. Пока ничего подозрительного не было.
— Все, хватит, — сказал я. — Иди садись. Не будем злоупотреблять.
— Да, хорошо, — сказал Игорь и, махнув Кристине на прощание рукой, подошел к столу и
— Ну, все, — сказал я, — засекли! Сейчас у нас будут неприятности.
— Ничего страшного, — сказал Игорь, — переживем!
Действительно, в дверях стоял капитан в пятнистой форме и два конвоира в форме прапорщиков.
— Ну что, попались, голубчики? — начал капитан, даже не поздоровавшись.
— В каком смысле, товарищ капитан? — спросил я.
— Вы что, думаете, мы не засекли, что ваш клиент с улицей перекрикивался? Все, свидание окончено! Увести!
Двое конвоиров подошли к Игорю и схватили его за руки.
— Ладно, ладно, — сказал Игорь, отшвыривая их от себя.
— Что? Ты еще разговаривать будешь? — закричал капитан. — Сейчас ты у меня в карцере поучишь правила хорошего тона! А с вами, адвокат, тоже будем разбираться. Пойдемте!
«Все, Игорь сто процентов попал в карцер», — думал я.
Мы молча шли по коридору. Разговаривать с капитаном у меня не было никакого желания. Мы зашли в небольшой кабинет на третьем этаже. Вероятно, это был кабинет капитана. Окна выходили на улицу. Судя по всему, ему отсюда было все прекрасно видно. К тому же я видел, что в углу кабинета стоят несколько мониторов, на которых видны все помещения следственного изолятора, один монитор наблюдает за очередью, где сдают передачи, другой — за служебным входом, а третий — по периметру всего здания.
На столе в кабинете лежало мое адвокатское удостоверение. Обратившись ко мне по имени-отчеству, капитан протянул мне листок и сказал:
— Садитесь, пишите объяснение на имя начальника тюрьмы.
— А что мне писать?
— Что вы нарушили правила внутреннего распорядка следственного изолятора. А мы примем к вам меры.
— И какие же меры вы примете? — поинтересовался я. — Здесь, что ли, оставите?
— Была бы наша воля — оставляли бы таких, как вы, — раздраженно ответил капитан.
— А, собственно, что я нарушил? — спросил я. — Да, действительно, парень смотрел в окно на жену, с которой, может быть, он увидится не скоро или вообще не увидится.
— В каком смысле?
— А в таком, что вы потом проверьте, в чем он обвиняется и что ему грозит.
— А что ему грозит?
— Может быть, даже «вышка»…
— И что из этого?
— Он посмотрел на свою жену. Что же в этом страшного? А вы знаете, что в зарубежных странах, особенно тех, что состоят в Совете Европы, вообще разрешают свидания каждый день, без ограничения? А вы знаете, что наша Россия вступила в Совет Европы, товарищ капитан?
— Ладно, вы мне еще тут агитацию будете разводить! — еще злее сказал капитан.
— Да, буду агитировать, потому что вы, во-первых, нас с поличным не поймали…
— С поличным? Сейчас я вам покажу с поличным! — Он подошел к одному из мониторов, включил его, и я увидел четко, что нас, оказывается, записывали, — и как я стоял у двери, и как Игорь стоял у окна. Камера была направлена на стол.
— Вот вам доказательства! Узнаете себя? — спросил капитан злорадно.
— Я-то себя узнаю. Что же получается? Получается, что существует адвокатская тайна общения с клиентом. А вы, оказывается, товарищ капитан, нас пишете? — перешел я в наступление.
Капитан удивленно посмотрел на меня, не ожидая такого отпора.
— Я сейчас же пойду на телевидение и в газеты и дам интервью, что все беседы адвоката в вашем следственном изоляторе полностью записываются. В таком случае нам не только в Совет Европы вступать, но в сталинском времени надо остаться!
— В каком смысле? — не понял капитан.
— Тюрьма у вас, по сегодняшнему законодательству, находится совершенно не в подчинении МВД, а в подчинении Министерства юстиции, совершенно другого ведомства, которое не ведет следствие. А вы являетесь придатком следствия. Вы записываете разговоры, и весь материал переходит в следственные органы, как бы дополнительная информация собирается в стенах следственного изолятора против обвиняемых и подозреваемых! Между прочим, здесь сидят многие честные люди, и многие из них выйдут на свободу.
— Да, особенно ваш клиент, — ехидно ухмыльнулся капитан.
— Про клиента я не говорю. Суда над ним еще не было, и все решит суд. В общем, что хотите, то и делайте, но никакой объяснительной записки я писать не буду, — и я отодвинул от себя листок.
Капитан взял мое удостоверение, стал его разглядывать.
— Давно работаете?
— Давно, лет пять.
— И пять лет так нарушаете законы?
— Какие это законы я нарушаю? А вы, капитан, их не нарушаете? Разве нет случаев, когда ваши сотрудники проносят сюда наркотики, спиртное? Разве об этом не пишут в газетах и не показывают по телевидению?
— Это да, — кивнул головой капитан. — Значит, получается, что вы виноваты?
— Какая разница, кто виноват… Наверное, виноват тот, у кого прав меньше. Сейчас прав больше у вас, так что сегодня виноват, получается, я.
— Но вы сознаете, что вели себя неправильно?
Я понял, что капитан пошел на попятную. Кивнул головой:
— Да, сознаю… Но писать ничего не буду.
— Ладно, Бог с вами, — обратился капитан ко мне по имени-отчеству, — адвокат вы, видимо, хваткий. Вам палец в рот не клади, а то еще сам виноват окажешься… Телефончик бы свой оставили.
— Зачем он вам?
— Мало ли, вдруг пригодится.
— Даже так! — улыбнулся я. — Вот видите, товарищ капитан! Конечно, оставлю. — И я записал телефон юридической консультации.
Довольный, что так легко выпутался из конфликта, который мог обернуться для меня очень большими неприятностями, я покинул следственный изолятор.
На улице меня ждала Кристина. Лицо ее было встревоженным.
— Что случилось? — спросила она.
— Нас засекли.
— Погодите, — вдруг сказала она, — не оборачивайтесь!