Бандитский подкидыш
Шрифт:
Но Давид просто взял и все испортил разом.
– Ну, по домам? – спросил он.
– По домам, – хмуро ответила я и коляску покатила к дому.
Мог бы и промолчать, честное слово. Обиду на Давида и выбросила быстро – все моё внимание занимал Львенок. А ещё то, что новый год скоро. Скоро, а у меня ни одного подарка нет. И родителям надо подарить, они у меня хорошие. И мопсенышу их. И Львенку, пусть и не поймёт ещё, это же его первый в жизни новый год. И Давиду, конечно, тоже. Потому что даже сейчас, даже обиженная, понимаю – хорошо все. Не сейчас, так завтра будет.
Ночью
После всех обязательных утренних мероприятий мы вызвали такси и поехали в торговый центр. Коляску, оставили дома, поэтому по зданию заполненному магазинами Лев ездил в тележке оборудованной специальной седушкой для детей, и это ему нравилось.
Давид по традиции оставил денег, но я хотела, чтобы подарки были куплены только на мои. Это казалось таким важным. Тем более деньги, что я копила на отпуск, остались целы, а в отпуск меня, по сути, свозил Рафаэль, пусть и против моей воли.
Столько людей вокруг. Все уже украшено к новому году. Мигает огоньками, заманивает. Львенок снова терпит, не спит, и радостно машет ручками. А я качу тележку и своим мальчиком любуюсь. В торговом центре тепло, поэтому комбинезон мы сняли, и такой он хорошенький в свитере с рождественскими оленями, маленьких штанишках с подтяжками, и даже мягких детских кедах. Картинка, а не ребёнок.
И понеслась. Легче всего пришлось с подарком мопсу – большую вкуснятину в форме косточки. Её выпросил Лев и теперь с увлечением хрустел её оберткой. Папе купила бутылку дорогого виски – в шкаф поставит, будет любоваться, знаю я его. Вере купила абонемент в магазин косметики – пусть сама решит, что ей нужнее.
Сложнее оказалось с моими мужчинами. Ладно, Львенку подарю яркую игрушку. А Давид? Что подарить мужчине, у которого все и так есть? Голову сломать можно!
– Жалко твой папа не курит, – сказала я, Льву, разглядывая красивые портсигары. – Могла бы подарить… Хотя если бы курил, то портсигар у него уже был бы, бриллиантовый, не иначе.
Портсигары и правда, красивые. Особенно серебряный, тяжёлый, с чернеными узорами. Лев что-то агукнул, хрустнул в ответ пакетом с косточкой. Я подумала – надо у него отобрать, зубов то уже четыре, отгрызет ещё кусок пакета, скушает. Обернулась…
Помните, Давид говорил, что Львенок пытается встать, держась за опору, но не получается? Так вот, получилось. Тележку полную всякой ерунды я подкатила к большой яркой фигуре деда Мороза, чтобы Лев любовался. И сейчас детёныш встал на ножки в своей седушке и стоял держась за морозовский посох.
Я не умилилась. Не обрадовалась. Я за половинку секунды успела подумать о куче всего разом. Что Лев, когда тянулся к посоху откатил от меня тележку на добрый метр.
– Нет! – вскрикнула я, словно это что-то могло бы изменить.
Не изменило. Я долетела, допрыгнула до Левки когда он уже вниз летел. Секунды растянулись в вечность, я успела запомнить его лицо – растерянное, словно не верит в то, что происходит. Он же только первый раз встал, он не падал никогда, не знал, что так бывает!
Я успела подхватить его пятку, в мягких, не настоящих кедах. Это лишь слегка смягчило падение. Лев ударился о пол прямо лицом. На плитке – капли крови. И мне с перепугу кажется, что её много так! Лев кричит, я радуюсь тому, что он кричит, значит, живой точно. Что нужно делать, Господи! Торопливо общупываю ребёнка, все на месте. Кровь сочится из разбитой губы. Кажется, он относительно цел, но у меня истерика. Он мог сломать что нибудь. Возможно, у него сотрясение мозга. Господи, почему это происходит???
У меня и мыслей не было что можно скорую вызвать. Это же сидеть придётся, ждать, а я так с ума сойду. Заворачиваю его в свою шубу, надевать комбинезон долго. Бегу. Вниз, на подземную парковку. Там машины. Бросаюсь к первой, возле которой водитель стоит.
– У меня сын упал! – кричу торопливо я. – С высоты! Я боюсь такси ждать, отвезите нас пожалуйста в больницу!
Я не обратила даже внимания на то, что сыном Левку назвала. Он плакал в моих руках, а это – самое страшное. От этого я мыслей своих не слышу, не соображаю, только думаю, поскорее бы в больницу!
– Садитесь, – сразу отвечает мужчина.
О, как я его люблю в этот момент! Но сил выразить признательность нет, все мои силы направлены на то, чтобы Левку обнимать, целовать хаотично его лобик, волосы вспотевшие – жарко ему в моей шубе. Бедный ребёнок уже охрип кричать и теперь только всхлипывает, обиженно и безнадёжно.
– Сейчас, мой хороший, – прошу я. – Сейчас приедем.
Я понятия не имею, куда идти. Темнеет уже, зимние дни так коротки. Стою целую минуту растерянно, а потом вижу дверь. Вижу цель – не вижу препятствий. Там, внутри мне пытались объяснить, что входить надо с другой стороны, обходить здание с торца, но если честно, в тот момент я вообще плохо понимала, что такое торец. Всё это – потеря времени, уж это я чётко понимала.
– Никуда не уйду, – сказала я. – Вы меня не прогоните! У меня сын упал, у него кровь! Я…я сейчас лягу и просто умру тут, если вы меня прогоните!
– Ох уж эти мамки, – сказала мне женщина. – Идемте.
Я думала смогу дышать нормально, когда Левку врачу отдам, но не тут то было. Мешаюсь, заглядываю через плечо, мешаю.
– Как он???
Врач хмурится и гонит меня из кабинета. Там – тётенька. И требует, требует что-то от меня, а я никак не пойму, все мои мысли с Левкой.
– Полис, – говорит она почти по слогам. – Сви-де-тель-ство! О рождении!