Бандиты. Красные и Белые
Шрифт:
Командир разъезда посчитал важным доложить о случившемся, потому что, судя по следам на дороге, как минимум трое человек из банды направились в сторону Лбищенска и сейчас могут находиться прямо в станице.
Агент Ясный, присутствовавший на докладе, весьма досадовал на своего протеже — что Пе- ретрусову не понравилось на хуторе? Судя по количеству тел, погиб один из банды. Поругались из-за добычи? Или из-за этой бабы на сносях? Или кто-то их раскрыл, и они решили следы замести? Хороши! Значит, вот почему не было известий — перепились, устроили поножовщину и спалили весь хутор. Связался с малолетками на свою голову.
Но хуже всего, что они пошли на Лбищенск. Ладно, если погиб Перетрусов, он один знал агента Ясного в лицо и представлял, где найти. Но если Перетрусов жив, это может создать непредвиденные сложности.
По результатам доклада решено было усилить ночные патрули на улицах и чаще сменять караулы у важных объектов. Связались по прямому
проводу с Уральском, но помощи, к тайному ликованию Ясного, опять не допросились.
Разошлись все незадолго до полуночи. Ясный решил, что нужен запасной план на случай внезапного визита Перетрусова.
Однако той же ночью все решилось само собой.
4 СЕНТЯБРЯ 1919 ГОДА
Казаки
Позицию, выбранную полковником Бородиным, удалось занять еще прошлой ночью. Старые полуразвалившиеся лбищенские амбары с грозящими обрушиться кровлями кишели голубями и крысами, но на ближайшие два дня стали гостеприимным домом для белого воинства.
Из стычки с бандитами отряд вышел с честью, хотя и не без потерь. Погибли четверо, ранило десятерых, двоих контузило, один пропал без вести — унесло тачанкой. Тачанку под утро нашли — одна лошадь погибла, вторая паслась неподалеку, а молоденький казачок, видимо, пошел искать своих или попался бандитам. Николай и Милентий, которых взрывом выбросило из тачанки, молились за Бедового, который в списках значился Аристархом Иванопуло.
Полковника волновали не столько потери, сколько причины нападения. Возможно, это была случайность — ожидали обоз, а напали на вооруженное формирование. Но какой обоз мог идти той дорогой и куда? Подозрительными казались и апатичные эволюции красных аэропланов где-то на границе видимости, все там же, над Кушумской низиной, где казаки провели свою первую дневку. Создавалось впечатление, будто красным уже все известно о передвижении белых и они только заманивают казаков, притворяясь беззаботными дураками.
Впрочем, отступать было поздно.
Амбары находились всего в двенадцати километрах от Лбищенска. Едва стемнело, несколько конных отрядов отправились в разъезды по окрестностям. Приказано было брать в плен всех встречных и поперечных, доставлять в стан, где ими займутся уже другие специалисты. Ударная группа подхорунжего Белоножкина изучала вероятные подходы к станице и прорабатывала возможные варианты развития событий.
Странно, но днем красные не послали в сторону амбаров ни одного патруля. Несколько дозоров чепаевцы отправили почему-то туда, где след казаков простыл еще день назад. Конечно, большевики славились бестолковым ведением дел, но не настолько же!
Оставалась, правда, надежда, что это действует разведчик, внедренный в чепаевское окружение, однако полковник Бородин привык готовиться к наихудшему варианту. Бойцы тоже держались начеку, бандитского нападения им хватило. Теперь оставалось только молиться, что подобная катавасия не повторится.
Тверитинов
Около полуночи часовые заметили в степи блеск фар.
— Козлов, что ли, катается? — удивился красноармеец Сухов.
— Да ну, Чепай бы ему за такие выкрутасы шею намылил, — ответил красноармеец Теплов.
— Нет, не Козлов, — сказал старший дозора Бронштейн. — Я сам видел, как он командирский драндулет в сарае запирал.
Фары приближались, вскоре стал слышен шум мотора.
— Сухов, проверь шлагбаум, Теплов, к пулемету. Огонь по моей команде, — приказал Бронштейн.
Автомобиль показался на дороге, ведущей прямиком к посту. Водитель, едва заметив преграду и вооруженных людей, сбавил скорость и выключил фары. Последние метры до шлагбаума потрепанный «Руссо-балт» шел накатом. Фары замерли в вершке от столба.
— Руки вверх! Кто такой? — спросил Сухов и передернул затвор трехлинейки.
— Командир кто? — спросил водитель, задрав над автошлемом руки в замшевых крагах.
— Бронштейн, — ответил Бронштейн, выходя из-за бруствера, сложенного из мешков с землей.
— Фима, ты, что ли? — уточнил водитель.
Голос показался Бронштейну знакомым. Водитель снял шлем, под которым обнаружилась копна огненно-рыжих волос и почти белые брови над светло-голубыми глазами.
— Тверитинов! — не поверил своим глазам Бронштейн. — Мы думали, тебя махновцы убили.
— Хрена там лысого, Фима, облезут, — радостно ответил Тверитинов. — За что меня убивать? Мной любоваться надо.
— Вылезай, у нас тут кипяточек есть, чаек, сальца кусочек...
— Фима, не могу, дело срочное, пакет. Где у вас здесь штаб, проводите, что ли?
— Провожать не будем — у нас сейчас ситуация не та. Ты езжай по дороге прямо, не сворачивая, выедешь на площадь, а там упрешься в большую избу с флагом. То и будет штаб.
— Спасибо, Фима. С делами разберусь — обязательно вернусь чайку погонять. А пока держи задаток, — и Тверитинов вынул из-за пазухи какую-то мятую упаковку.
— Шоколад!
— Швейцарский, специально для тебя берег!
— Сухов, подымай шлагбаум! Теплов, отбой, свои.
Двигатель «Руссо-балта» завелся моментально,
без чихов и томительных прокручиваний стартера.
— До скорого, — помахал рукой Тверитинов.
— Не задерживайся там, — отмахнулся Бронштейн.
Машина проехала под шлагбаумом, погрузилась в темноту. Сухов опустил коромысло и прицепил на гвоздь. Бронштейн унес шоколад в бруствер и запер в ящике с патронами.