Бангкок - темная зона
Шрифт:
Я вспомнил, что в Таиланде провинция Сурим считается «столицей» слонов. В последние выходные ноября в городе Сурим проходит праздник под названием «Слоновье родео», и дороги несколько недель бывают забиты великанами. В деревне считается удачей, даже жизненно необходимым делом, если детям удастся пробежать под брюхом проходящего мимо гиганта.
Внедорожник въехал в деревню, когда уже стемнело. Я не стал спрашивать о родителях Дамронг — слишком устал. Вместо этого нашел женщину, которая за небольшую плату в сто бат согласилась пустить меня на ночлег и еще накормить завтраком.
Как все жилища в этой части
Вдова, разумеется, слышала о смерти девушки — в последние дни в деревне только об этом и говорят. А она как об этом узнала? Женщина пожала плечами: земля слухами полнится. Я осторожно перевел разговор на домашних Дамронг. Что они за люди?
Несмотря на витиеватости вежливости и дипломатии, с какими деревенские люди обсуждают щекотливые вопросы, я явно наткнулся на что-то в самом деле тонкое, доступное пониманию только крестьян. По лицу хозяйки я понял, что она уверена: не обошлось без магии, кармы и даже божественного отмщения. Когда я открыл бумажник и предложил дополнительную плату за чашку кофе, если она сможет мне его сварить, женщина тотчас все поняла. Ее настроение внезапно изменилось, и она оживленно и многословно принялась выкладывать все, что знала.
Родные Дамронг были крутыми людьми. Хозяйка употребила исаанское слово, в котором соединялись страх перед ними, уважение и сомнение: даже в деревне встречается такая крутизна. Отец умер, когда Дамронг была подростком. Но в свое время он был настоящим деревенским бандитом, а совершая ночные набеги на односельчан, оберегался колдовством. Благодаря татуировкам он долгие годы оставался невредим. В те не столь отдаленные времена полицейских в здешних местах было совсем не много, да и они не отличались усердием. За свою жизнь отец Дамронг убил пятерых — в драках или просто потому, что они действовали ему на нервы. Удар ножом под ребра — и человек умирал.
За матерью Дамронг он ухаживал так: увез к себе и три дня продержал в своем доме. Изнасиловал он ее или нет — неважно. С точки зрения остальных мужчин она была испорчена, и ей пришлось выйти замуж за деревенского гангстера. Она, как гласила молва, не очень сопротивлялась: в ней самой жила такая же буйная и, как многие говорили, бандитская жилка, поэтому-то гангстер выбрал именно ее. Никто не хотел иметь с ним дел, и над их семьей висела непроницаемая тьма. Смерть Дамронг в деревне расценили как очередную главу в черной истории семьи.
Женщина на минуту прекратила свою безумную трескотню и посмотрела на меня.
— Вы, конечно, слышали о традиции заставлять детей во время праздника пробегать под слонами? Так вот, мне случилось оказаться рядом, когда мать Дамронг
— Как с этим справилась Дамронг?
— Вот в этом-то и дело. Не помню, чтобы какой-нибудь ребенок испугался больше ее. Но мать продолжала ее бить, пока девочка не стала бояться очередного подзатыльника больше, чем слона. Она все-таки пробежала под брюхом, но не могу забыть ужас в ее глазах. Этот ужас вызвал в ней не слон, а собственная мать. Она не подбежала к ней, чтобы та ее успокоила, а стояла на другой стороне улицы, совершенно раздавленная. Такая хорошенькая девчушка. Уже в том возрасте было видно, какой она вырастет. А что ей еще оставалось делать?
Нас прервал крик снизу. Соседка узнала, что в деревню приехал незнакомец, и захотела меня видеть.
— Мы говорим о Дамронг, — крикнула ей моя хозяйка.
— Тогда я к вам поднимаюсь, — послышалось снизу.
Она оказалась очень низкорослой деревенской женщиной, прямо карлицей, — самым хитрющим созданием из всех маленьких людей. На ней был поношенный саронг, в руке пластиковый пакет с большим колючим дурианом, который она, судя по всему, надеялась в этот день продать. Но считать ее просто бедной было бы ошибкой. Я узнал в ней особый, быстро исчезающий тип. В сельских областях Таиланда, и особенно здесь, в Исаане, еще сохранились люди, как она, живущие с земли в буквальном смысле этого слова — достаточно знакомые с лесом и джунглями, чтобы прокормиться там без особой поддержки извне. Лицо в глубоких морщинах, большой лоб и молодые, яркие глаза под тяжелыми веками. Эта женщина ни разу в жизни не испытала депрессии, существовала на стихийном уровне и делила сознание с духами.
— Господин спрашивал о Дамронг, — объяснила моя хозяйка.
— Как же, конечно, — кивнула карлица, нисколько не удивившись, что появляется человек из ниоткуда и начинает собирать деревенские слухи. — Очень, очень печально.
— Я ему сказала, что она из буйной семьи.
— Буйной? — Карлица тоже употребила иссаанское слово. — Это ты в точку попала. — Она подняла на меня глаза, безошибочно угадав во мне представителя власти. — Говорят, ее брат Гамон безутешен.
— О да, — расстроилась моя хозяйка из-за того, что упустила такую драматическую деталь. — Они были очень близки. Но он монах и, конечно, знает, как с этим справиться.
— Еще повезет, если он не наложит на себя руки, — возразила карлица. — Монах или не монах, а она была его единственной поддержкой.
Когда внизу раздался голос еще одной любопытной соседки, пожелавшей посмотреть на таинственного гостя, я понял, что пора уходить. Достал из кармана удостоверение и потряс перед ними. Никто особо не удивился, а карлица вызвалась проводить меня к дому матери Дамронг — обыкновенной лачуге, единственной в деревне не имеющей садика с цветами. В углу перед фасадом возвышалась куча мусора. В отличие от других домов в деревне этот стоял на деревянных сваях без бетонных пасынков. Они уже изрядно подгнили, как и ведущая к двери лестница.