Банкир
Шрифт:
— Я вот одно не пойму, чего «главкомверх» намудрил? — поделился тихо здоровый с Батей. — И стволов-де не брать, и вязать втихую? Сейчас бы уже по всей форме покрутили молодца, можно — с его девчонкой, да уже к Приморску бы подъезжали…
— Если бы доехали…
— Вот как…
Никакой связи ни с «верхом», ни с Назаром СОБРы не поддерживали — от греха. Тише сидишь — дальше глядишь. Палаточку вряд ли уже «распробовали», но то, что линять отсюда нужно с наступлением сумерек, — без дискуссий.
Ждать результатов «прощупа» Назара — дело покойное, но тухлое.
— А что. Рыбак, рыбку половить не надумал?
— Так базара нет! — отозвался Серега.
— Значит, решаем так. Примешь водчоночки на грудь, чуток, для аромату, и пойдешь разносчиком.
— И чем торговать будем?
— Да куртками. Зря мы их, что ли, третьи сутки маринуем?
Куртки неизвестно чьего производства были захвачены во время «войсковой» операции на приморском «толчке»: не было на них ни документов, ни справок, ничего. По идее их следовало в тот же день сдать, но накатили дела, потом — саму машину куда-то забрали на дежурство, и куртки так и остались лежать навалом в полосатой «челноковой» сумке в углу «рафика».
— Батя, а может, и я? Вроде напарником? — не удержался Саша Шмаков.
— Думаешь, Рыбак сам не донесет?
— Да не, для подстраховки, мало ли? Вон у американцев, все по двое работают…
— У американцев… У них и флаг — матрас, и в супе — ананас… Два околачивающихся рыла — по нашим раскладам многовато… И без того вся «кумбинация» вилами по воде писана… — Батя не скрывал досады. — Ты вот что, сынок… Тоже валяй на свежий воздух, но погодя чуток… Хотя и не сезон — прикинься ветошью да поброди по окрестностям: должны здесь у этих атлетов «колеса» быть…
— Сыщу!
— Да не суетись ты… Дорога здесь в Приморск одна, через Раздольную, Великостепную и Казачью… Но машину они далеко ныкать не станут: пошарь на окраине поселка, у административных зданий пансионата газпромовского… Что искать — понял? — «Фургончик» или «лендроверы».
— Или и то, и другое.
— Да ладно. Батя, втолковывать, что я, маленький, что ли?
— Маленький не маленький… И смотри не спались. Похоже, ребятки — волкодавы еще те… Переправят за Лету — чирикнуть не успеешь…
— Разыскать, а дальше?
— По обстоятельствам. Лучше всего — если просто сообщишь. И светиться тебе нельзя, и «говорильником» пользоваться нежелательно… Значит, так делаем: нашел — включаешь «болталку» на самую ментовскую частоту и трещишь. Уразумел?
— Яволь! А чем потрещать-то?
— Палкой об забор! Сам не сообразишь?
— Своей?
— Валяй, если другой не сыщешь.
Такую «дурку» Батя придумал давно. Если нужно сообщить только сигнал, при неуверенности в отсутствии чужих ушей, в «говорильник первого поколения» попросту трещали… Для постороннего «слушателя» происшедшее в эфире воспринималось просто как шумовые электрические разряды либо неполадки с чьей-нибудь рацией — благо ментовскими волнами не пользовался в нашенские времена только ленивый…
А вообще было невесело. Условия поменялись, и быть в этой ситуации «ведомым» — штука невеселая. Совсем противная это штука. Когда-то, во времена его молодости, был фильм: «Бей первым, Фредди». Содержание Батя уже не помнил, а вот название закрепилось в памяти, словно девиз. Инициатива, вот что важно.
Тот, кто навязывает бой, всегда имеет преимущество для маневра. Так сказать, выигрывает позиционно. Айв войне, и в жизни позиционное преимущество куда важнее материального превосходства. Естественно, в сопоставимых величинах. Пока величины были сопоставимыми.
— Ну, я рванул?
— Не горячись. Минут через десять после Рыбы двинешь.
— Есть.
Сергей Рыбаков тем временем выхватил из батареи витринных бутылок «Довгань», с треском открутил крышку и приложился к горлышку…
— И не поперхнется, паразит, — с чувством высказался один из бойцов.
— Рыба, ты полегче, а то забуянишь с недосыпу и перепиву… — поддержал второй.
— Экологически чистый продукт, — улыбнулся Серега, оторвав от губ полегчавшую бутылку. — И закусить, чем Бог послал. Для завершенности художественного образа.
С таким же треском он распечатал банку венгерских огурчиков, аппетитно хрупнул, подытожил:
— «Орел шестого легиона, орел шестого легиона все так же рвется к небесам…» Легион к бою готов! Разрешите идти, начальник? — Серега, чуть ерничая, приставил ладонь к шапочке.
— Валяй, — вздохнул Батя. — Смотри поаккуратнее… И не горячись. Короче — по обстоятельствам.
— Во-во, Рыба, прикинешь хрен к носу, а то в непонятке торчать — хуже нету.
— Бу сделано! — Парень лихачески развернулся, имитируя строевой шаг, двинулся из «железки», но как только дверь приоткрылась, воровато оглянулся, словно ростом меньше стал, сжался весь, посеменил к «фургону», открыл «ящик», выдернул сумку, вытащил одну из курток, что поздоровее, надел на себя, утер рукавом нос и упруго-пьяной походкой направился к сложенным из декоративного кирпича воротам, на макушке которых красовалась надпись: «Лазурный берег».
— Во артист, а? Прямо этот, ну как его…
— Кио, — откликнулся Батя.
— Кио? А кто это?
— Иллюзионист.
— Клоун, что ли?
— Навроде.
— Не, я про этого… Про Смоктуновского. — Похоже, это была единственная фамилия, которую смог вспомнить двадцатитрехлетний парень. — Он здорово этих, барыг, играл. Скажи, Геннадьич? — обернулся он за поддержкой к Грешилову, как к признанному грамотею.
— Ага. «Все говорят — нет правды на земле. Но правды нет и выше. Для меня так это ясно, как простая гамма…» — процитировал тот на память.
— Точно, это из кино. Там еще про рыцаря, что жадный был, как сто банкиров, все золото копил втихаря…
— Это другая история… «Да! Если бы все слезы, кровь и пот, пролитые за все, что здесь хранится, из недр земных бы выступили вдруг, то был бы вновь потоп — я захлебнулся б в моих подвалах верных». Да… — раздумчиво повторил Греши-лов. — Совсем другая история…
— А по мне — все они одним миром мазаны, — подытожил боец. — Кончать всех надо. Пока они нас не кончили.
Назар еще днем почуял муторную пустоту где-то под ложечкой. Вот леший их всех забодай! Ведь знал же — добром не кончится! А выходит — сам лихо назвал.