Банкир

Катериничев Петр Владимирович

Теперь — расхлебывать.

Свечерело скоро. Еще часа в три Назаренко выцепил из каталажки ханурика, повязанного прошлой субботой по мелкому воровству, сказал просто и без затей:

— Слухай меня внимательно, Кащеич. У тебя отсюда два пути — или в казенный дом попылишь, к Хозяину…

— Дак за блок сигарет…

— За блок не за блок… Состав преступления — кража — налицо. И статья соответственная. Считай, что вырос по статусу — то все бродяжкой уходил, теперь — вором пойдешь, самая что ни на есть законная масть. — Назаренко явно издевался. Ханурик-доходяга никак ни под какую масть, окромя шушеры, не писался.

Доходяга

просительно поднял глаза. Дать ему милицейскому начальнику было просто нечего; желания его были просты и сиюминутны — покурить и, если счастья привалит, нажраться от пуза, а все мечты заключались в одном: вылезти из каталажки и с грехом пополам дождаться в каком-нибудь недостроенном домище тепла, лета… Лето — оно здесь хлебное, халявное… А там — вольница… Нет, Кащеич не был бомжем в принятом смысле этого слова: он по лету калымил на здешних стройках, помогал богатым хозяевам по сезону убирать урожаи всего, что произрастало на богатых черноземах, и даже умудрялся присоседиваться то к одной, то к другой вдовой казачке. Впрочем, со временем, и самым недолгим, бывал бит и выгнан: хозяйскую горилку и иные припасы изничтожал с серьезностью, порешив, что уже и «прописался», переходил на продажу налево предметов мелкого домашнего скарба, а что главное — мужчинские свои обязанности выполнял совсем не ретиво и даже слабехонько… После мордобоя Кащеич какое-то время слонялся по станицам побережья, пока снова не приживался… Свои неудачи «зажить, как люди», перераставшие в горькое пьянство, он завсегда объяснял просто: «Да кто ж на таких ведьм на трезвяк полезет?»

Время от времени какому-нибудь из начальников отделений он надоедал настолько (скандалы брошенные бабы поднимали нешуточные, с письменными заявами о покражах и требованиями «посадить и искоренить!»), что его пытались отослать на год-другой на перевоспитание, тем более по трезвяни бывал он мужик хитрый и вороватый. А теперь вот достал-таки Назаренко: тот полагал его «слить» к чертовой бабушке по этапу, да тема пришла… Ну и ладно. Надоест — «слить» завсегда можно…

— Это один путь. — Назаренко не торопясь закурил, поймал страждущий взгляд Кащеича, кинул ему сигарету и спички. — Второй… Короче: в «Лазурный берег» спортсмены заехали. Тебе нужно пойти и нарваться.

— На здиздюлину?

— Именно. То ли умыкни что, то ли пристань к кому — не мне тебя учить, а пусть морду тебе поправят…

— Так спортсмены те могут так поправить, что…

— А ну заткнись! Не то я тебе щас почище тех мастеров все обеспечу в лучшей форме и не отходя от кассы!.. Или — не уверен?

— Да кто ж в вас, начальник, не уверен? Если кто и был — так те червей давно кормят…

— То-то. Короче: пойдешь, получишь по морде и гуляй! Ни дела, ни протокола о твоей кражонке… Тебе что, шнобель никогда не квасили?

— Как же… — Кащеич даже утерся рукавом, шмыгнул носом… — А только бумаги те, что по сигаретам, на меня уже составлены, так как быть-то? — Мужик скроил на хитровато-испитом лице выражение, как у полного недоумка, чем и завел Назаренко.

— Бумаги? Я здесь хозяин, понял? Я! — Одним махом он выхватил из стола протоколы и показания на Кащеича, порвал всю кипу начетверо и сунул в ведро. — Вот он, твой протокол гребаный, плавает. Слово мое крепко!

— Ну если так, начальник… — Думал Кащеич, может, и медленно, а вот соображал быстро. Видать, решил капитан залепить

этим лохам ушастым «хулиганку» с прицепом, поддеть да и рэкетнуть по-своему, по-ментовски… Скачать с этих качков спортивных малость «зелени»… Как говорится, у каждого племени — и свой гешефт, и свои пророки… У ментовского — известные. Кащеич вздохнул вроде облегченно. — Раз уж так, то я…

— Во-во… Так. По-хорошему. Только… Кащеич изобразил высшую степень внимания.

— Если вздумаешь чего… Ну там, спортсменам тем меня закладывать или другое чего, языком, к примеру, потом шустрить по станицам…

— Да что я, совсем конченый?! — искренне удивился доходяга.

— Хер тебя знает. А бумажки… Бумажки и новые написать недолго, краше прежних, уразумел?

— Чего ж тут не уразуметь?

— В общем — так. Как по морде схлопочешь — да ты не поленись, чтоб кровянка была, — ори благим матом, кипеж подымай, туточки я и буду. — Назаренко помолчал значимо. — Разработка у меня оперативная на одного из той команды…

— Да сделаю все в лучшем виде, начальник, не сумлевайтесь, — подыграл мужик, преданно заглядывая капитану в глаза. — Тока…

— Ну?..

— Чего ж это я по трезвянке к людям приставать буду? Не впишется это…

Могут решить — казачок-то засланный…

— А ты не такой простой, соображаешь… — Назаренко поморщился досадливо — как же он сам упустил такую очевидную штуку? Но признаваться в этом не собирался. — Все продумано. — Открыл шкафчик, поискал глазами бутылек попроще — ни хрена! Самым простым пойлом в этом шкафчике оказалась «Смирновская», да еще и хьюстонского розлива! Жалко такое добро переводить на Кащеича, ну да добро — дело наживное.

Открутил пробку, налил бродяге стакан до краев, подумал, плеснул сто пятьдесят себе.

Глаза Кащеича заблистали, стакан подхватил двумя руками, одной — в охват, другой — под донышко, бережно, метнулся глазами на начальника, но тот глядел потупясь в стол и никаких тостов, похоже, произносить не собирался… Кащеич пробормотал нечто невнятное, то ли «здравия желаю», то ли «все там будем», и ласково, будто сладкую ключевую водицу, выпростал стакан. Выдохнул, не удержался:

— Вот умеет делать немчура… Пьется — как воздух.

— Да уж не «сучок», — хмыкнул Назаренко и в два глотка прикончил водку.

Закурил:

— Ну че, двинули, засланец? Хоть раз какая польза от тебя обществу будет.

— Двинули, начальник. — Кащеич хихикнул, водка подошла ему сразу. — Я ж сам по себе не подлый и обчеству не вредитель… Вся канитель от баб тех… А когда нужно людям пособить, так я первый, с нашим благоволением, чего уж…

— Болтай…

— Да вот истинный крест! Я и вообще за порядок.

— То-то. У нас — порядок. Или — по-хорошему, или — по закону.

Глава 37

Герман уточнил диспозицию с командиром «Дельты-1» быстро и четко. Еще записываясь в регистрационный журнал, он обратил внимание на две фамилии:

«Михайлов» и «Савосин» — люди подъехали буквально вчера вечером, разместились в «полулюксе»… Или Магистр что-то мудрил, или… В любом случае непоняток Герман не терпел; Андрей Костин, так представился командир «Дельты», их не терпел также: любые несвязухи в их профессии таили угрозу. Переглянувшись, они поняли друг друга. Костин подошел к одному из спортсменов, прошептал ему на ухо, и тот с напарником исчез за дверью…