Бар «Безнадега»
Шрифт:
– Я еще ни на что не соглашалась, Андрей, - сводит девчонка черные брови, а потом выглядывает из-за моего плеча. – Это ты дверь выломал?
Странно, но именно этот вопрос помогает вернуться в реальность, встряхнуться.
– Сквозняк, - пожимаю плечами, выпуская Дашку, косясь на часы. – На что ты опаздывала?
– Почему в прошедшем времени?
Я только бровь вздергиваю, все еще ожидая ее ответа, прикидывая насколько могу все послать сегодня. Могу, конечно.
– На литературу.
– В общем, Дашка, в жопу твою литературу.
– Но… - отступает она на шаг, подозрительно
– Без «но», - я беру Дашку за локоть и вывожу из затхлого сырого подъезда, вызываю нам тачку. Дашка сопит и фырчит, дует губы, смотрит исподлобья, руки скрещены на груди. Это называется «грозный вид». Но ничего, кроме ехидства, он у меня не вызывает. Дашка очень смешная, очень категоричная, наверное, как все подростки, очень строгая для семнадцатилетней девушки. Семнадцатилетние девушки не должны быть такими.
– Я сейчас, по-твоему, должен сделать что? Покаяться? Проникнуться серьезностью ситуации? Испугаться?
Если бы Дашка не хотела, она бы не пошла. У этой девчонки яйца размером с кремлевские куранты, упрямство – толщиной с кирпичную стену.
– Ты должен понять, что я недовольна. Недовольна не потому, что ты делаешь, а как ты это делаешь. Может, у меня другие планы?
– Дашка, - закатываю я глаза. – Не будь занозой, высшее благо для женщины – умение промолчать и согласиться.
– «Всякая женщина, которая почитает мужа и не мучает его, будет счастливой», - выдает Дашка, сверкая на меня темными глазами, кривя губы в полной насмешки улыбке. – Так?
Ну надо же… Все-таки начала читать.
Я смотрю на нее какое-то время и улыбаюсь открыто, кошусь на экран телефона. Машина почти подъехала, осталось не больше двух минут.
– «Жена да учится в безмолвии, со всякою покорностью; а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем».
Дашка закусывает губу, щурится, морщит лоб, пытается вспомнить, может, чтобы ответить, а может, чтобы просто вспомнить.
– Не помню, - сдается она через секунд десять моего пристального разглядывания. – Что это?
– Первое послание к Тимофею.
Дашка опять закусывает губу, снова морщится, думает. Пока она думает, подъезжает тачка, и я открываю перед девчонкой дверь, сажусь следом за задумчивой Лебедевой. Она молчит практически всю дорогу, не отрывает взгляд от дороги. В салоне пахнет освежителем, что-то приглушенно бормочет радио, водитель вроде даже нормальный: едет ровно, не дергается, не особенно уставший. Но, несмотря на это, я ему все равно не доверяю, я вообще не доверяю людям. Поэтому таксист везет нас к тому переулку, где я оставил собственную машину.
Я наблюдаю за Лебедевой всю дорогу от ее дома, откинув голову на спинку сиденья и прикрыв глаза. На улице снова дождь, а девчонка все еще молчит. И мне хочется знать, что творится в ее голове, что такого было в нашем разговоре, что она ускользнула от меня в себя.
– Ты зависла, Ребенок.
Дашка никак не реагирует, и я вижу понимающую усмешку водителя в зеркале заднего вида. Ага. Как будто он действительно понимает хоть что-то.
– Дашка? – я касаюсь ее ноги, и девчонка вздрагивает, но на меня не смотрит.
– Прости, задумалась, - немного заторможено отвечает мне Дашка, указывая на очевидное. – Андрей, - она продолжает смотреть в окно, на проплывающие мимо машины, на людей, на что-то еще. На меня не смотрит. Бледные руки расслабленно лежат на коленях, волосы немного растрепаны, говорит медленно, - скажи, почему вера такая?
– Что? – Я поворачиваю к Дашке голову не из-за вопроса, из-за тона, которым он задан, но Лебедева продолжает упорно пялиться на улицу.
– Ты слышал, - повторяет она. – Почему все так… Зачем такая жесть? Почему вера наказывает и запугивает? Разве она не должна дарить успокоение и любовь?
Я вздыхаю, тру переносицу. Она умеет задавать вопросы. Те и не те одновременно.
– Должна… не должна… Это тебе решать, Ребенок. Во что ты хочешь верить, а во что нет. Хочешь, можешь вообще на все положить. Коран, Тора, Библия… возьми из них лучшее для себя, остальное – смой в унитаз.
– Смыть в унитаз… Как что-то из этого? – фыркает Лебедева.
– «Убивай гадалок, убивай скотоложников, убивай иноверцев, убивай тех, кто поклоняется ангелам, убивай «буйных и непокорных» детей»?
– Исход и Второзаконие, - киваю, снова улыбаюсь.
– «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас». Неплохо, по-моему. Есть конечно еще над чем поработать, но посыл в целом верный. Это можешь оставить и в это верить. Если хочешь, - улыбаюсь еще шире, рассматривая девчонку.
– От Матфея, - закусывает Лебедева губу и тянется к ручке дверцы, потому что мы уже приехали, машина стоит на месте, а водитель таращится на нас. Дашка выскальзывает из такси прежде, чем я успеваю сказать что-то еще. Тоже тянусь к ручке дверцы, но взгляд водилы заставляет на миг притормозить. Он смотрит так, будто увидел Пугачеву на собственных похоронах: недоверчиво, недоуменно, с подозрением.
– Это все Гугл виноват и американцы, - пожимаю я плечами, несколько секунд наблюдая за работой мысли в голове мужика. Мужик очень старается.
А я все-таки дергаю на себя ручку и толкаю дверь. На таксиста уже плевать, потому что Дашка стоит почти рядом с моей машиной, все еще хмурится. И мне совершенно не нравится это ее настроение.
– Улыбнись мне, Ребенок, - пищит сигнализация. – Расслабься и поехали предадимся чревоугодию. Я сегодня еще не завтракал.
Девчонка кивает, садится на переднее сидение и улыбается мне как обычно. Знакомой и привычной улыбкой, снова становится беззаботной. Это не притворство, у Лебедевой с этим отвратительно хреново, просто она – ребенок, и удивительно легко переключается. Я везу Дашку в бургерную, где мы действительно объедаемся гамбургерами, выпиваем по огромному стакану кофе, а на десерт Лебедева уплетает свой кусок торта. Снова смеется, шутит и подкалывает меня. В школу я ее пирвожу только к третьему уроку, а потом возвращаюсь в бар, в свой кабинет, где на столе так до сих пор и стоит бокал, оставленный куклой. Но сосредоточиться не получается. Мысли почему-то снова возвращаются к Дашке и тому, что произошло сегодня утром. Надо купить ей новый мобильник, мне совершенно не нравится, что девчонка в любой момент может остаться без связи.