Бар «Безнадега»
Шрифт:
Неважно…
Внимание опять возвращается к «лучику света» и ее еще не до конца отточенным движениям.
Чудо-пижамка теперь почти вся в крови, лужа крови под телом тоже стала больше, тело... человека, наверное, раскурочено и разворочено. Примерно так же, как в третьесортном хорроре. Кровь – слишком яркая, мясо – слишком «силиконовое», внутренних органов не видно, просто розовато-красная требуха.
Удивительно, однако, гнойный сегодня день и вечер.
Может… Она просто впечатлительная… Ужастиков на ночь
Я кривлюсь.
Прикрываю на миг глаза, опять прощупываю пространство вокруг. Звуки становятся немного глуше, свет в комнате тоже будто затихает, мой ад ползает и копошится по углам, щелям и мебели в этой иллюзорной комнате. На самом деле, конечно, копается в мозгах девчонки.
Копается безрезультатно, ровно до тех пор, пока я не слышу немного приглушенный дзынь…
Кажется, кто-то напоролся на кость.
…и не поднимаю веки.
Поднимаю и сталкиваюсь взглядом с пустотой остекленевших глаз куклы.
Она все так же сидит на трупе, только теперь в пол-оборота ко мне, правая рука сжимает рукоятку тесака до побелевших костяшек. Нож мясника торчит из того, что раньше предположительно было грудью, по щекам девчонки без остановки катятся слезы.
Крупные такие, блестящие, наверняка, очень соленые. Прям любо-дорого смотреть. И я бы даже проникся, если бы не одно «но» - улыбка, тоже все еще на лице куклы, никуда не делась, превратила ее губы в две тонкие кровавые и неровные нитки. Улыбка от уха до уха, почти полностью обнажившая нижние зубы. Блестящие, влажные от слюны.
Ее слезы оставили дорожки чистой кожи на лице и подбородке, продолжают стирать кровь.
– Тебе нравится? – спрашивает шепотом девчонка, имя которой я не счел нужным запоминать. Спрашивает так, будто видит меня, будто обращается ко мне.
Я отклоняюсь в сторону, отхожу на несколько шагов назад, слежу за куклой.
Нет. Не видит.
Глаза все такие же стеклянные, взгляд коматозника направлен в одну точку, зрачки расширены.
М-м-м, класс.
«Давай оставим ее себе, - шепчет нечто внутри. – Она забавная».
И я даже несколько секунд всерьез раздумываю над этой идеей.
А кукла так и продолжает сидеть на месте, пялиться в пустоту за моей спиной, плакать и улыбаться.
Я давлю вздох, сосредотачиваюсь и гашу все, что есть в этой комнате, саму комнату. Сначала бледнеют и растворяются стены, потом исчезает диван, стенка, плазма, картины и фотографии, ковер. Похожи на декорации из газовой ткани для кукольного театра. Для старого кукольного театра, когда марионеток еще делали похожими на людей, а не на прилизанных, бесполых животных.
Они исчезают, и на их месте остается только серое дрожащее марево. Модно так… как матовый мокрый асфальт. Даже пустота у куклы прилизано-никакая.
Труп, лужа крови и тесак в нем держатся дольше всего, выбиваются из общей структуры, даже на какой-то миг кажутся более ненастоящими, чем все остальное. Кукла тоже кажется ненастоящей: яркое пятно, неподходящее окружающему монохрому.
Когда исчезает тело, я делаю шаг, касаюсь холодного лба девчонки, наблюдая, как мой ад окутывает ее голову, переползает на лицо, шею, плечи и дальше, растворяя в себе краски и цвета.
– Спи, - произношу едва слышно, и вокруг воцаряется тьма.
Ну вот и отлично. Свет погашен, можно возвращаться.
Я оказываюсь в кресле через миг, разминаю затекшее тело, особенно мышцы. Всегда затекает… Затекло бы, даже если бы я лежал на диване, а не сидел.
Я скриплю, кривлюсь и матерюсь, но все-таки дотягиваюсь до мобильника, набираю номер, ответа приходится ждать достаточно долго, чтобы меня это начало раздражать.
– Зарецкий, ты настоящий урод, надеюсь, ты в курсе, - звучит хриплым раздраженным шепотом, будто в разряженном воздухе.
– Ага, - отвечаю меланхолично и все-таки кошусь на часы. Без двадцати пять, время суицидов, пьяных разговоров и страха. – Я звоню, чтобы пригласить тебя на свидание.
– Я уже как пару месяцев счастливо женат, - в трубке слышится какой-то шорох, потом еще и еще, легкий щелчок, и голос начинает звучать чуть громче. – Поэтому…
– Поэтому от своей жены ты сейчас в сортире прячешься или в коридоре, - хмыкаю. – Мне приятно, - тяну мерзко. – Признайся, я твоя любимая любовница.
– Ты – геморрой на заднице, Аарон. Ошибка молодости, - вздыхает Волков. – Что за свидание?
– Интересно? – тяну удовлетворенно. – Горбатого могила исправит, Гад.
– Ладно, давай пропустим основную часть, в пять утра я не готов восхищаться твоим мастерством интриги. Что случилось?
– Мне надо, чтобы ты посмотрел на одну девчонку. Надо, чтобы проверил, съезжает она с катушек или тут что-то другое.
– Ты можешь…
– Я ничего не увидел, - обрываю я мужика. – Поэтому звоню тебе.
В трубке воцаряется тишина. Я не тороплю, поднимаюсь на ноги, тянусь, разминая не до конца отошедшие мышцы. Время во снах течет странно, не так, как в реальности, и я все время об этом забываю.
– Завтра не смогу, - наконец выдает Волков. – Послезавтра около трех буду у тебя в баре.
– Жду, - бросаю и отключаюсь.
Ну вот и прекрасно.
Глава 5
Элисте Громова
Я возвращаюсь в бар, меня немного потряхивает, скручивает, губы горят и сводит кончики пальцев.
Мне понравилось с ним целоваться. Мне понравилось смотреть не только на его тело, но и на его лицо.