Бар

Ясельман Анна

– Какие документы?

– По работе, а что?

– Вы помните, какие именно документы вам нужно забрать?

– Да, обычные – договор там, счета…

– На что?

– Что – на что?

– Договор на что, Алекс? Счета на что? Должен же быть предмет, правда?

– Слушайте, да какая разница? Какая-то старая клиентская история – проект завершён, документов нет, бухгалтерия в истерике…

– Алекс, вам не надоело?

– Что?

– Выдумывать. Сосредоточьтесь и постарайтесь вспомнить, что это за проект, что за старая история…

Когда сидишь в машине с включенным двигателем, то дождя почти не слышно. Снаружи ветер швыряется тысячами капель, и они разбиваются о стекло, пластик, железо и камень, а внутри всё должно быть спокойно и безопасно.

– Герман, я не понимаю, что вы хотите сказать.

– Не понимаете? Ладно. Давайте, я кое-что

вам расскажу.

Рассказ Германа

Вы знаете, что такое чёрный смерч? Страшная штука. В Техасе такое часто. Сначала пожар выжигает прерию, оставляя после себя одну только сплошную черноту до самого горизонта – ни травинки, ни листочка, ничего живого. Потом смерч подхватывает всё, что осталось, и несёт за собой. Чёрные смерчи небольшие – у земли метров десять, может, пятнадцать шириной, – но быстрые. Конечно, автомобиль и даже хорошая лошадь, не говоря уж о техасских диких мустангах, обгонят эту ветряную вертушку, но пешком или в повозке нечего даже думать о том, чтобы избежать встречи. А чего нельзя избежать, к тому нужно как следует подготовиться. Многое, конечно, от везения зависит – если в центр попасть, то спастись шансов немного, но, если краем зацепит, – вполне. Как считаете, какая основная опасность в чёрном смерче? Думаете, в воздух поднимет или каким-нибудь куском мусора по башке шарахнет? Не… В воздух вообще вряд ли – не настолько они сильные, а по башке может, конечно, только после пожара в прерии даже крупных углей не остаётся – пыль и пепел. Вот они-то и есть – самое страшное.

Я говорил – чёрные смерчи обычно быстрые, на одном месте долго не кружат. Ну, три минуты, ну – пять. Недолго, правда? А на какое время вы можете задержать дыхание? Минута? Полторы? Потому что, если вы попали в чёрный смерч, то дышать вам будет нечем – пепла в воздухе больше, чем самого воздуха, и одного вдоха достаточно, чтобы ваш нос, горло, трахея и даже лёгкие забились так, что вы не сможете даже кашлять, ведь чтобы кашлять, воздух тоже нужен. Люди умирают почти мгновенно, лошади мучаются чуть дольше. Был, правда, один негр из рабов – силач и громадина. Он каким-то образом не только пережил чёрный смерч, но даже добрался до ассиенды своего хозяина и смог дождаться доктора, который был весьма удивлён, но сделал всё возможное, чтобы спасти задыхающегося раба. Он попытался промыть ему носоглотку, но у того пошла кровь горлом, и кровь эта была чёрной. Негр умер, а его хозяин – молодой человек смелых, даже революционных взглядов, позволил сделать вскрытие. Позже врач говорил, что лёгких у бедняги почти не осталось – они продолжали тлеть даже на прозекторском столе.

Негра звали Мартин. Просто Мартин – у рабов не бывает фамилий. Но Мартин получил после смерти фамилию хозяина и был похоронен в фамильном склепе. Вместе с отцом хозяина, его кузеном, сестрой и женой, которая возможно была беременна. Остальных рабов просто свалили в общую могилу, вырытую на месте трагедии. Мартин сказал, что “мисса” хотела обрадовать молодого хозяина, сделать ему сюрприз, но откуда рабу знать, да? Мартин босиком шёл по выжженной прерии почти двенадцать часов. Храбрый, сильный, добрый Мартин – он заставил себя выжить только чтобы рассказать о том, что произошло. Чёртов негр! Он рассказал всё, но не смог объяснить, где именно смерч настиг караван! Я нашёл их только на вторые сутки. Почти все – лошади, люди, рабы, белые – лежали на земле и были покрыты ровным слоем тёмно-серой, почти чёрной пыли. Вы видели авто с карбоновым покрытием? Так они выглядели. Я попытался стряхнуть пыль с её лица, но она словно въелась в кожу и волосы. Думаю, это пыль законсервировала тела – почти трое суток под солнцем и ни следа разложения. Я организовал похороны и продал ассиенду одному очень хорошему человеку за символическую сумму и обещание ухаживать за могилами. Периодически я туда возвращаюсь – сейчас это отель, но он принадлежит той же семье, пятому, кажется, поколению. Могилы они превратили в местную достопримечательность, но ухаживают за ними по-честному, на совесть.

Бар тогда был при каждом форте. Их держали немцы, ирландцы и даже мексиканцы. Последних, конечно, не любили. Поэтому, когда человек за стойкой попытался со мной познакомиться, я просто объяснил, куда он может засунуть своё имя или куда его ему засуну я, если сейчас же не получу виски. Представляете, я принял Бармена за мексиканца! Виски, кстати, был великолепным, и после второго стакана у меня развязался язык. Мы поговорили, и я остался. Строго говоря, идти мне было некуда и незачем. Знакомо? Нет? Что ж, везучесть – это тоже дар.

Я стал… как бы это объяснить… директором по логистике. В современном мире проблемы переходов стёрлись – люди научились перемещаться настолько быстро, что скоро переход как таковой, кажется, совсем перестанут принимать во внимание. Шучу. Такой исход

маловероятен, иначе откуда бы взяться кризисам всех возрастов? Пару-тройку веков назад о них не только не слышали, но и не думали. Конечно, о каком, скажем, кризисе среднего возраста может идти речь, если мужчины едва доживали до сорока и половину жизни проводили в пути из точки А туда, куда занесёт судьба. Это они так считали – про судьбу. На самом деле, вопрос, конечно, в разнице между намерением и фактом. Например, садится человек на корабль, чтобы плыть в Индию, но – ах, какая нелепая случайность! – шторм, проблемы с навигацией, пьяный или просто недостаточно внимательный в нужный момент рулевой… И, как вы поняли, я говорю сейчас не только о физическом перемещении, потому что перемещение из испанского порта в эпоху великих географических открытий, согласитесь, нельзя назвать в полном смысле физическим. Хотя главных перемещений всего два – в жизнь и в смерть, всё остальное – так, тренировки разной степени полезности и оправданности. Например, сейчас мы с вами стоим на мосту, и всё, что нас беспокоит, – это сам факт стояния, и это мы ещё никуда не спешим. А лет 500-700 назад такое стояние было бы воспринято как явный знак, причём в высшей степени неблагоприятный, поскольку что может быть хуже, чем застрять в момент перехода – уже не здесь, ещё не там. Улавливаете суть? Во всех религиях, в любом фольклоре вы найдёте кого-то, кто помогает перейти. Харон – самый простой пример. Кстати, вот конкретно он – не миф и не легенда. Действительно, отличный был Возница. А теперь слушайте внимательно. Всё, что я скажу дальше, будет касаться непосредственно вас. Знаете, чем хороший Возница отличается от плохого? Подумайте. Нет идей? Хорошо. Представьте, что вы садитесь в такси. Проходит минут десять, и вы уже на месте. А теперь представьте, что за эти десять минут водитель трижды резко затормозил, постоянно орал и ругался. Нет, он никого не убил и вас доставил куда надо и вовремя. Но вы никогда не назовёте такого водителя хорошим. Так и с Возницами. Главное, чтобы переход был комфортным, а желательно – вообще незаметным для пассажира. Я, например, хороший Возница, потому что вы понятия не имеете, как мы оказались на другом берегу. Вы не заметили ни аварии, ни поваленного дерева, ни девушки с королевским пуделем, покрашенным в розовый. Вы бы даже Годзиллу не заметили. Если бы я не заговорил об этом, вы не заметили бы и как мы подъедем к Бару, но сейчас у нас есть ещё немного времени, а у вас были вопросы, так что – вперёд, задавайте.

Пока Герман говорил, вопросы появлялись у меня один за другим, но стоило ему сделать предложение их озвучить, как они испарились.

4. Хозяйка

Все, кроме одного.

– Герман, скажите, зачем вы везёте меня в Бар?

– Потому что это, как я уже говорил, мой аспект, моя работа.

– Перефразирую. Почему вы везёте в Бар именно меня?

– Кажется, вы начали, наконец, что-то понимать. Я рад.

– Герман, зачем вы предложили мне задавать вопросы, если не планируете на них отвечать?

– Надеялся, что это будут правильные вопросы.

– Ну, простите за разочарование.

– Алекс, вы спросили, почему я везу в Бар именно вас. Этот вопрос имеет примерно столько же смысла, сколько любой другой, сводящийся к общей форме “Почему я?” Знаете, что общего у всех подобных вопросов? Ответ на них есть только у задающего. Поэтому, позвольте мне спросить вас, Алекс. Какого чёрта вам нужно в Баре?!

Первое правило безопасности для пассажира: не раздражай водителя.

– Герман, простите, но здесь кажется произошло какое-то недоразумение. С момента моей встречи с тем мужчиной в шляпе ситуация несколько вышла из-под контроля.

– Шута, что ли?

– Какого шута?

– Валериан Шутер, он же – Валька Шут. Шляпа, пальто, трость, собачка. Похож?

– Да… возможно.

– И Шут рассказал вам про Бар?

– Ну, “рассказал” – это, пожалуй, слишком, мы, в общем, о погоде говорили.

– О погоде? Ну-ну… Алекс, мы на месте. Помните, что я говорил вам о хорошем Вознице? Это важно, Алекс.

Герман припарковался мастерски – пассажирская дверца оказалась ровно между двумя лужами, так что последствия дождя никак меня не коснулись. Зато мелодичный в общем-то звон дверного колокольчика подействовал не хуже ледяной струи, заползающей за воротник – одного его звука хватило, чтобы вспомнить то, насколько сложно мне было войти в зал в первый раз. Герман, кажется, заметил моё замешательство и, видимо, желая успокоить, положил руку мне на плечо.