Барабашка, или Обещано большое вознаграждение
Шрифт:
В семь часов утра прямо с постели в воздух был поднят боевой отряд капитана Скворцова. Вертолёты с десантниками, едва не задевая крыши домов, прочёсывали город квадрат за квадратом от кольцевой дороги к центру.
Из соображений секретности штаб по руководству операцией разместился в кабинете Гуталинова. Сам Гусев-Лебедев-Пугач, держа постоянную связь по рации, крестами отмечал проверенные участки на карте. Напротив
В этот день москвичи были поражены не столько вертолётами, сбивавшими антенны с их домов, сколько безумным количеством птиц, круживших над столицей. Причём рядом с привычными голубями и воробьями летали неизвестно откуда взявшиеся сойки, гуси, журавли и куропатки. В районе Сокола заметили даже двух орлов, которых не было в Москве, кажется, со времён Ивана Грозного. А на телевидение, в программу «В мире животных», позвонила какая-то дама и сообщила, что только что видела пролетевшего мимо её окон пингвина…
Гуталинов, не выдержав вынужденного безделья, тоже решил принять посильное участие в поисках. И, несмотря на меткое замечание Лебедева-Пугача «Вороны краденое в комиссионки не сдают», сел в машину и отправился скупать золотые ложки. Никакого результата это, конечно, не дало, если не считать, что цена золота на бирже подскочила сразу на 18 пунктов…
Мама Таня обеспечивала прикрытие всей операции: она сидела в приёмной и, мило улыбаясь, следила, чтобы ни одна: живая душа не проникла в кабинет Гуталинова. Впрочем, это не составляло для неё особого труда, так как этим она занималась ежедневно…
Юра и Нюра с самого утра заявились в милицию к Ломоносову. Каждые пять минут они дёргали невыспавшегося участкового и просили позвонить в штаб — узнать, нет ли там новостей. Чтобы хоть как-то занять детей, лейтенант вручил им бинокль и велел обследовать все окрестные вороньи гнёзда. Бинокль Нюре очень понравился, и она весь день не выпускала его из рук, наблюдая за братом, который отважно взбирался на самые высокие деревья…
Наступил вечер. Ничего не подозревавшие служащие «Гута-банка» закончили работу и разошлись по домам. А в штабе царило страшное напряжение. Вертолёты кружили уже над Садовым кольцом, но никакой положительной информации не было… Генерал ставил на карте крест за крестом.
— Прямо кладбище какое-то из карты устроили! — мрачно заметил Барабан Барабаныч.
— Сплюньте, — раздражённо ответил ему Лебедев-Пугач, — Или постучите три раза…
— Я и так стучу, — сплюнул дед.
Нервы у всех были на пределе. Когда Барабашка превратился в клад, точно никто не знал. Но по подсчётам Барабан Барабаныча внук мог продержаться не дольше завтрашнего утра. А искать ночью не имело никакого смысла. Это понимали все.
В восемь часов в штаб самовольно явился Ломоносов с детьми. Получив приказ Гуталинова,
— Фиг ли им тут делать? — зевая, сказал Вован.
— Не фига, — согласился с напарником Толян.
Честно говоря, они не очень понимали логику своего шефа, собравшего у себя на ночь глядя эту далёкую от бизнеса компанию.
Последний луч солнца освещал крону столетней липы, стоявшей во дворе «Гута-банка», когда над головами телохранителей появился вертолёт.
— Фиг ли ему тут делать? — зевая, сказал Вован.
— Не фига, — согласился с напарником Толян.
В этот момент на столе Гуталинова заговорила милицейская рация. Даже не заговорила, а заорала:
— Внимание, «первый»! Говорит «второй». Видим объект…
— Где? — заорал в ответ Главный Милиционер. — Где видите?
— На липе. Возле «Гута-Банка». Конец связи…
Да, капитану Скворцову повезло. В том самом последнем луче заходящего солнца в вороньем гнезде блеснула золотая ложка!
Увидев, как с вертолёта по специальным тросам во двор банка посыпались десантники, Вован и Толян начали палить из автоматов, решив, что на банк совершено нападение.
Взвод Скорцова открыл ответный огонь.
— Ну, наконец-то повеселимся! — обрадовался капитан Скворцов, узнав вчерашних террористов. — Я им сейчас постреляю…
Но в этот момент из окна раздался громовой голос:
— Говорит Гусев-Лебедев-Пугач! Говорит Гусев-Лебедев-Пугач! Всем немедленно бросить оружие!
— Ну вот, — выругался Скворцов, но, повинуясь приказу, бросил гранатомёт вниз.
— Кар-р-раул! — закричала ворона, едва успев увернуться от летящего на неё смертоносного оружия.
Ломая ветки, гранатомёт рухнул на землю, а из пробитого гнезда посыпался золотой дождь: монеты, серьги, кулоны, брошки, цепочки, запонки, два пасхальных яйца и штук двадцать золотых ложек…
— Ни фига себе! — почесали в бритых затылках Вован с Толяном. — На фига вороне столько?
На этот вопрос и сама ворона вряд ли сумела бы ответить. Однако всю жизнь прилежно, как говорится, в год по чайной ложке, таскала к себе в гнездо чужие драгоценности. Может быть, она собиралась передать всё это по наследству, но вместо того, чтобы выводить птенцов, эта старая жадина всю жизнь просидела на золотых яйцах работы знаменитого мастера Фаберже…
Кабинет Гуталинова и так уже ломился от золота. На столе стоял клад. В углу валялась груда скупленных миллиардером ложек. Когда же со двора принесли ещё и воронье наследство, мама Таня не удержалась:
— Господи! Сколько же всё это стоит?!
— Сейчас прикинем. — Гуталинов с готовностью достал калькулятор.
— Тошнит уже от этого золота, — мрачно сказал Юра и подошёл к столу.
— Меня тоже, — поддакнула Нюра. — Давайте скорее Барабашку превращать. Только ложечку, чур, я положу!