Барби и кукольный дом
Шрифт:
Как хотелось жить в таком доме!
Дама грубо вытащила Барби Машу за голову и положила ее на голый подоконник вверх ногами, чтобы рассмотреть кукольную кровать с деревянным изголовьем.
Разумеется, дед Иван тут же обиделся, взял свою Машу на руки и хотел выгнать нахальную редакторшу, но она внезапно рявкнула:
– Все! Я это беру! Это мне нравится!
– А мне не нравится, - тихо ответил дед.
– Так!
– продолжала орать редакторша.
– Только у вас жилье никуда не годится! Я вам сегодня пришлю
С этими словами дама выскочила вон, а расстроенный дед начал приводить в порядок домик, в котором как будто ночевала рота солдат - стулья были повалены, картины и часы висели криво, телевизор лежал вниз экраном, а кровать была перевернута вверх дном.
Приведя все в порядок, старик ушел бродить по помойкам и к вечеру притащил, очень довольный, целый ворох сухих старых дощечек.
Он ничего не ел уже два дня, но ему было не привыкать к такой диете, он чувствовал себя неплохо, прихлебывал горячую воду из чашки и возился со своими деревяшками.
На следующий день утром в квартиру ворвалась бригада декораторов с телевидения, вооруженная щитами, кистями и банками с краской.
Но - неожиданно для себя - вместо того чтобы строить декорацию, они стали быстро красить потолки и стены, рамы и двери.
После чего к вечеру бравые ребята вымыли окна, оттерли паркет каким-то химическим составом, похлопали очумевшего деда по плечу и удалились, горланя насчет скорейшей выпивки.
А дед пережидал это местное землетрясение, сидя со своим домиком, обернутым в газеты, на лестнице среди убогих пожитков.
Барби, между прочим, находясь внутри своего домика, была очень довольна, что ребята ее послушались и все как один решили, что им все равно - то ли устанавливать декорации (которые потом надо еще и снимать), то ли делать ремонт.
И вот наступил торжественный день съемок.
Приехало множество народу, на полу лежали провода, всюду слонялись какие-то бездельники с молотками, наушниками и кабелями, редакторша орала, потрясая бумажками с текстом, про домик все как будто забыли - взоры присутствующих и глазок видеокамеры были прикованы к пустому подоконнику.
Наконец была дана команда снимать.
Оператор нацелил объектив прямо в рот редакторше, которая произнесла длинную речь, сидя в красивом кресле, привезенном со студии.
Два часа снимали редакторшу на фоне искусственного окна, за которым сияло фальшивое солнце, все переругались, оператор то и дело прекращал съемки, редакторша два раза рыдала и один раз сменила платье, гример пятнадцать раз пудрила ее и один раз - попутно - дедушку Ивана, который сидел в углу бледный и голодный, всеми забытый.
И только когда все было закончено с редакторшей, наконец вывели из угла и пять минут снимали столяра, потом включили освещение в домике на всех этажах и на чердаке и три минуты снимали домик.
Дом сиял огоньками, откуда-то заиграла чудесная музыка, как будто завели маленькую табакерку, кукла Барби Маша сидела за столом в кресле в теплом стеганом халатике и домашних тапочках и читала очень маленькую книжку у совсем маленького подсвечника с крошечной горящей свечой.
Вся буйная команда телевизионщиков притихла, оператор вдруг припал на колено и пополз вдоль домика.
Когда съемки закончились, редакторша зевнула и сказала деду Ивану, что неизвестно, кому дадут приз, у них в программе много сюжетов об умельцах.
– Один человек даже построил своими руками летающий самолет, а другой макаронную фабрику на кухне, - сообщила она, собирая свои бумажки, - и все решат зрители, они будут звонить в студию во время передачи.
И вся команда умчалась, как уходит тайфун или цунами.
В только что отремонтированной квартире был полнейший разгром.
Усталый и голодный дед Иван плюнул и удалился вон, прихватив свою бывшую слепецкую палочку и черные очки.
Он давно наметил себе местечко в одном подземном переходе, еще до операции, на черный день, он решил, что встанет там и будет стоять с протянутой рукой, когда совсем дойдет до крайности.
И доведенный до крайности, голодный и слабый дед пошел просить милостыню, стесняясь сам себя, но до подземного перехода не добрался, упал в обморок от голода.
Столпились люди, кто-то сказал "Вот так и умирают", кто-то вызвал "скорую", и через час деда отвезли в больницу, в приемный покой.
Врач привел его в сознание, давши понюхать нашатырный спирт, ядовитыю ватку, от которой перехватывает дыхание.
Но никто не догадался его покормить, а сам дед ничего не сказал.
Его оставили еще немного полежать - для контроля - а сами сели пить чай в соседней комнате.
Дед валялся на больничной кушетке, в животе его бурчало и завывало от голода, а рядом звенели ложками, посудой, что-то резали, ели (а что, врачи тоже люди).
Одновременно работал телевизор.
По телевизору вещал какой-то резкий, очень знакомый женский голос.
И вдруг врачи задвигали стульями, заговорили и вышли в коридор, где начали названивать по телефону.
– Але! Это телевидение?
– закричал кто-то.
– Плохо слышно! Мы, врачи скорой помощи, решили присудить приз кукольному дому! Нас тут шестеро, и все "за". И вам спасибо.
Дед Иван вскоре был поднят медсестрой, которая проверила его пульс, давление и сказала:
– Дедушка, не болей. Питаться надо лучше, и все. Иди с Богом.
И дед Иван побрел домой.
У его дома опять дежурил телевизионный автобус.