Бархатные тени
Шрифт:
Одной из первых вещей, что я распаковала, была редкостная шкатулка – последний подарок отца. Изготовлена она была где-то на Дальнем Востоке из редкого дерева, местами инкрустированного перламутром. В ней я хранила реликвии нашей семьи: миниатюрный портрет матери, подаренный мне отцом – один из тех, что он рисовал по моему настоянию, несколько старых писем, брачное свидетельство матери, письма к ней от моей давно умершей бабушки. Все это не имело никакой ценности ни для кого, кроме меня.
Шкатулку трогали. Я отложила щетки и склонилась над замком. Он был секретный, во всяком случае,
Мне достаточно было одного взгляда, чтобы понять: порядок, в котором были уложены мои сокровища, нарушен. Кто-то открывал шкатулку и рылся в ней. Во мне вспыхнул гнев. Можно было предположить, что вор искал футляр с драгоценностями, но тот был заперт в моем сундучке. Возможно, что вор до этого не додумался.
Но кто? Хетти? Я не имела права выносить столь быстрый осуждающий приговор. Репутация этого отеля такова, что здесь, конечно, не нанимают служащих, в которых не уверены. И у меня нет доказательств: ничего ведь не пропало. Но я бы не хотела, чтобы это повторилось.
Продолжая готовиться ко сну, я подумала, не устроить ли мне какую-нибудь ловушку, спрятавшись до рассвета, скажем, в большом платяном шкафу. Это заставило меня улыбнуться, несмотря на гнев и тревогу.
А если не Хетти, и не какая-то другая служанка, тогда кто? Амели? Несмотря на мои старания сохранить беспристрастность, я начинала верить, что это она. На мой взгляд, она была хитра и лжива. Но я не могла понять, зачем ей понадобилось рыться в моих вещах.
Я поднесла шкатулку поближе к лампе, чтобы посмотреть, нет ли на ней следов взлома. Когда я их нашла, почти уткнувшись лицом в царапину, я уловила тошнотворный сладкий запах. Знакомый запах. Да, так же пахло содержимое мешочка, зашитого в мою шаль.
Это исключало всех здешних служанок, но прямо указывало на Амели.
Надо было серьезно поговорить с Викториной. У меня слабые основания для подозрений, но, собранные вместе, они, может быть, заставят ее прислушаться ко мне. Запахнувшись в халат, я вернулась в гостиную.
Комната была темна и освещалась лишь слабыми отблесками уличных огней внизу. На мой стук из спальни Викторины не последовало никакого ответа. Конечно же, она не могла так быстро уснуть! Я снова постучала, уже сильнее, и дверь распахнулась, как бы приглашая меня войти.
Среди тени выступала массивная кровать под претенциозным балдахином. При мягком свете ночника была видна Викторина, недвижно лежащая поверх постели. Правда, платье она сняла, но на ней оставался еще ворох нижних юбок, а ее тонкая сорочка нескромно сползла с плеча, обнажая грудь больше, чем это допускали приличия.
Из волос ее даже не были вынуты шпильки, хотя некоторые пряди падали свободно. Она выглядела спящей, но так странно было это беспамятство – так мне показалось, – что я схватила ночник и, приблизившись, подняла над ней.
Сомнительно, чтобы такой глубокий сон был нормальным. Я дотронулась до ее плеча. Тело ее было холодным, хотя над верхней губой виднелось несколько маленьких капелек пота. Она слабо застонала и повернула голову.
Я поспешила зажечь большую лампу, и набросила на нее одеяло. Вспоминая
Обходя постель, чтобы дернуть за шнур звонка, я натолкнулась на маленький столик. На пол с него скатился стакан, и на толстый ковер пролились остатки какой-то жидкости. Но упало и что-то еще. Я остановилась и подняла веер. Его пластины были очень толстыми, делая его гораздо тяжелее обычного. И тут одна из пластин сдвинулась в сторону, открывая небольшое углубление. В нем был порошок, и я, коснувшись его кончиком пальца, поднесла его к носу. Снова этот тошнотворный запах!
Я содрогнулась от того, что представилось моему воображению. Конечно же, Викторину не могли одурманить наркотиком против ее воли, а подобную улику – оставить открытой, чтобы ее мог обнаружить первый, кто войдет.
Я решительно позвонила. Поскольку Амели не было здесь, я понятия не имела, где ее искать. Но Хетти или другая служанка, которая придет на мой вызов, смогут найти горничную.
Я нервно ходила вперед-назад по комнате, и машинально вертела веер в руках. Затем, сообразив, что я делаю, я вернула пластинку на место и, едва раздался стук в дверь, положила веер на стол.
На мой вызов вошла Хетти.
– Ты не знаешь, где горничная мисс Соваж? Ее хозяйка заболела.
– Не знаю, мисс, – она покачала своей головой в чепце из стороны в сторону. – Может, я могу сделать что для леди? Тут есть дохтур Бич, прямо под холмом живет. Хотя время еще раннее, чтобы джентльмены вернулись…
Говоря так со мной, она подошла к постели и нагнулась взглянуть на Викторину, но с каким-то жадным любопытством, а отнюдь не с сочувствием. Затем я убедилась, что Хетти смотрит столь пристально не на лицо девушки, а на отталкивающее ожерелье, которое Викторина так любила, что носила почти постоянно – змею из золота и эмали.
Что же это? Наркотик, или она выпила слишком много вина? В любом случае звать незнакомого врача не хотелось. Но я могла обратиться к миссис Дивз. Едва я открыла рот, чтобы отдать Хетти распоряжение, как кто-то отбросил меня, протолкнувшись между нами обеими, словно для защиты своей госпожи – Амели, сжимая в руках небольшой котелок, смотрела на меня с яростью, позу ее можно было счесть оскорбительной.
– Зачем вы здесь? – резко спросила она по-французски. – Моя госпожа… для чего вы тревожите ее?
Но я не дала себя запугать.
– Она больна. Это не нормальный сон.
– Ну, конечно, она приняла один из своих порошков. Ее бедная головка так болела! Я пошла приготовить ей отвар. Я знаю, как надо лечить ее. А теперь вы разбудите ее, и боль вернется…
Амели теснила нас от кровати, продолжая держать перед собой котелок, словно он был оружием, которое она могла использовать для защиты Викторины.
Я услышала приглушенный вскрик Хетти. Женщина отшатнулась, не сводя глаз с запястья девушки, ее глаза расширились. Она уставилась на отвратительный браслет – паука, которому Амели выказывала такое же предпочтение среди украшений, как ее госпожа – змеиному ожерелью. С нечленораздельным криком Хетти выбежала из комнаты.