Бархатные тени
Шрифт:
– Я ничего об этом не знаю, миссис Билл, – твердо ответила я.
Хотя тщательные ухищрения помогали ей сохранить видимость юности, однако сегодня она казалась несколько увядшей, возможно, из-за яркого света. Взгляд ее стал тяжелым.
– Конечно, вы обязаны так говорить! – вспыхнула она. – Должно быть, ей стоило большого труда восстановить треснувшую лакировку светских манер. – Объяснюсь откровенно: я, как мать, хочу узнать побольше о молодой леди, к которой мой сын пытает довольно сильный интерес.
Ее объяснение было столь очевидно фальшивым, что она, должно быть, осознала это, еще не кончив говорить. Я не верила, что она испытывает
Она отвернулась, вертя в руках отделанный кружевами веер. Хотя она и недурно владела лицом, стиснутые руки ее выдавали. Я услышала треск пластин слоновой кости. Она как-то странно взглянула на сломанный веер, слабо вскрикнула и бросилась прочь.
Я вышла на веранду. Там тоже были люди, хотя толпа и начинала редеть, поскольку подавали ранний завтрак. Некоторые гости вызывали свои экипажи. Но нигде я не увидела того молодого человека.
Позже в главном зале я встретилась с Аленом, провожавшим гостей. Он вопросительно взглянул на меня и я молча ответила, покачав головой. Миссис Дивз наконец добилась места рядом с ним и была по-королевски самоуверенна. Я выскользнула прочь, не пытаясь заговорить с ним.
Солнце уже вставало, когда я обрела покой у себя в комнате. Я успела нанести визит Викторине, и нашла ее спящей, с Амели на страже. В гостиной дожидалась другая служанка, присланная Аленом на всякий случай, а точнее, как я предположила, для уверенности, что никто не нарушит покой Викторины.
Фентон, помогавшая мне снять платье, выказала редкую предупредительность и не болтала. С тех пор, как я последовала в сад за Викториной, миновала тягостная, длинная, хлопотливая ночь, и я была рада, что она, наконец, кончилась. Я проспала почти весь день, но сон не освежил меня и, поздно проснувшись, я сохранила воспоминание о беспокойных снах, и голова у меня болела. Но позже, выпив чаю, я немного пришла в себя.
Придя к Викторине, я нашла там миссис Дивз, сидевшую в кресле у самой постели. Девушка полулежала на подушках и, хотя она выглядела еще слабой, лихорадочный румянец сошел с ее щек. Она улыбнулась мне.
– Наконец-то, Тамарис! – Она достала маленькие часики из кружевного кармашка на внутренней стороне полога, сверилась с ними, и нахмурилась с шутливой укоризной. – Вы все спали и спали. Амели дважды ходила к вам, но Фентон прогоняла ее прочь. Вы что, принимали какие-то порошки?
– Нет. Это просто усталость после долгой ночи, полной волнений. Но как вы себя чувствует, Викторина?
Она зажала уши ладонями.
– Я не хочу больше слышать этого вопроса! Я чувствую себя гораздо лучше, но никто в это не верит. Теперь Ален говорит, что в понедельник мы поедем в город, и там мне придется показаться врачу, чтобы доказать, что я всего лишь немного утомилась. В комнатах было так жарко, что я вышла в сад, потом пошла слишком быстро и продрогла… и поэтому у меня разболелась голова. И для всех этих ахов и охов нет ни малейшего повода! Я говорила Алену, но он не слушал. Он сделал суровое лицо и сказал, что я непременно должна показаться доктору. Ну и прекрасно, так я и сделаю. Вот тогда Ален усвоит, как глупы его сомнения, и мы больше никогда о них не услышим. Со мной всегда бывало так, даже в раннем детстве. Амели
Но я была уверена, что в саду она с кем-то встречалась. Если Кристоф Д'Лис преследует ее, если именно его я видела с ней на балконе, вполне можно предположить, что она обещала встретиться с ним. Эти слова, что я уловила – канун Святого Иоанна… Следовало найти святцы и посмотреть, какое это число.
Но сейчас я приняла – для вида – объяснения Викторины, и вежливо поприветствовала миссис Дивз, выразив надежду, что ей понравился бал.
– Просто чарующая ночь. Да вы и сами должны знать, мисс Пенфолд. Сад прекрасен в лунном свете, особенно для интимных бесед и прогулок, не так ли? – В ее словах слышалась плохо скрытая злоба.
Я вздрогнула, на мгновение решив, что она была свидетельницей тайного свидания Викторины. Однако ее злоба явно была направлена на меня.
– Мистер Билл очень любезен, – продолжала она, эдак лениво мурлыча. – Только, возможно, мне следует предупредить вас, мисс Пенфолд, что относительной свободой в обществе пользуются только замужние дамы, а незамужняя, даже и в зрелых летах, встретит много суровых глаз, готовых отметить малейший промах в ее поведении.
– Это хорошо известно, миссис Дивз. – Если она ожидала каких-либо протестов от оскорбленной невинности, то она промахнулась. Я заметила в лице Викторины слегка злорадное удовольствие, смешанное с удивлением. Наверное, она гадала, что я делала в саду.
– Мистер Билл? – повторила Викторина. – Тамарис, возможно ли, что галантный Генри проявил прошлой ночью внимание к вам? Ах, какое разочарование! Я ведь думала, что он ездит сюда ухаживать за мной! – Она насмешливо вздохнула. – Итак, вы увлекли в сад мистера Билла, или он увлек вас? Фи, Тамарис, вы всегда так много говорите о поведении, подобающем леди. Неужели на вас так сильно повлияла луна?
Ее тон был легок, пусть даже в нем и содержалось немного яду, но отнюдь не злоба, как у миссис Дивз.
– Я была в саду, потому что увидела, как вы покинули дом, и испугалась – правильно, как оказалось – что вам станет плохо. Разыскивая вас, я столкнулась с мистером Биллом. Вот и вся история про мои прогулки при луне.
Викторина рассмеялась.
– Если он курил одну из этих tres horreurs [15] сигар, которые он обожает, то я довольна, что он не нашел меня. Ненавижу этот запах. Мне от него худо, даже хуже, чем от моих мигреней. Pauvre [16] Тамарис…
15
ужасных (фр.)
16
бедная (фр.)
Она состроила такую рожицу, что я не могла не подхватить ее смех.
– О, все было не так уж страшно. Мы были на воздухе, и он уже докурил сигару, прежде чем встретился со мной. Мы говорили всего минуту или две. Он искал вас, ведь вы обещали ему танец.
– Так он и сказал, – заметила миссис Дивз.
Я гадала, что произошло между нею и Генри Биллом. Если он намекнул, что я направлялась на свидание, ее бы это только порадовало. Однако Генри Биллу следовало бы заодно намекнуть что здесь замешан другой мужчина, а не он сам.