Бархатные тени
Шрифт:
Я вовсе не собиралась выполнять его указания, хотя и не заявляла об этом впрямую. Только что насмотревшись на действие снотворного, я с содроганием решила, что никогда в жизни не стану его принимать. Конечно, утро вечера мудренее, но не в этом случае. Мы спасли Амели, но что с Викториной?
Я не оправдала доверия… горькая правда. Однако оставалась слабая надежда, что я сумею поправить ситуацию. Если я сумею обнаружить какой-то след до приезда Алена, у меня будет чем ему помочь.
В моей комнате дожидалась Фентон. Нужно было уговорить ее помочь мне – сама
– Фентон, мы должны найти мисс Викторину!
Она кивнула, не возразив ни словом… чего я от нее почти ожидала.
– Я знаю, мисс, вас это сильно беспокоит. Но где мы будем искать?
Меня сердечно тронуло немедленное предложение помощи, прозвучавшее в этом «мы».
– Кто-то должен был видеть, как она покидала гостиницу.
– Если вы начнете задавать вопросы, мисс Тамарис, помощи не будет, только сплетни. Приличнее будет сохранить это в тайне, когда она снова вернется домой. В этом городе любят сплетни, а если уж грязь налипнет, отмыть ее будет тяжко.
Фентон, конечно, была права. Но я была уверена, что Викторина не в меньшей опасности, чем Амели, и надо спешить.
– Здесь есть люди, которых я немного знаю… – продолжала Фентон нерешительно, словно не вполне была уверена, какое подобрать следующее слово.
– Ты хочешь сказать – слуги? Они не расскажут мне, но могут рассказать тебе?
– Да, мисс, отсюда, похоже, и надо начинать.
– Тогда попробуй, Фентон! Если сумеешь разыскать хоть самый слабый след…
– Я сделаю, что смогу, мисс Тамарис.
Она вышла, а я прошла в ванную и умылась холодной водой, надеясь, что это поможет мне мыслить яснее. Затем я поспешила к своему гардеробу и осмотрела его содержимое.
Я выбрала очень простое платье из альпака, которое Фентон настолько презирала, что предлагала выбросить. Вместо этого я взяла его с собой, собираясь носить на взморье, куда Ален собирался нас отвезти. Оно было тускло-синего цвета, отделанное только черной тесьмой, с укороченной «прогулочной юбкой» – то, что в Эшли-Мэнор мы называли «одежда для дождливых дней».
Если мне придется идти на поиски Викторины, я должна быть как можно незаметнее. В таком платье, завернувшись в плащ, полностью подобрав волосы под самую старую шляпу я, возможно, не буду бросаться в глаза.
Но куда идти и как, я не знала. Ни одна дама из общества не выходит одна на улицу. Если у нее нет иного спутника, она берет с собой служанку. Но были причины, по которым я не могла взять с собой Фентон. Я вынула кошелек, достала оттуда несколько золотых и серебряных монет, завязала их в носовой платок и спрятала во внутренний карман платья. Затем я обулась в самые прочные свои башмаки, хотя даже они предназначались для поездок в экипаже, а не для ходьбы пешком.
Полностью одетая, за исключением шляпы и плаща, я вернулась в комнату Викторины. В полумраке виднелась женская фигура, склонившаяся над спящей девушкой. Я увидела руку, скользнувшую под подушку, словно в поисках чего-то.
– Что вы делаете? – спросила я.
Женщина в испуге оглянулась, и я узнала
Если когда-либо из человеческих глаз на меня взирал откровенный страх, то именно в это мгновение. Рука, выпорхнувшая из-под подушки, сжалась в кулак, словно обхватив некий предмет. Мне показалось, что я уловила блеск золота.
– Что это у тебя?
Твердо шагнув к ней, я схватила ее запястье. Она попыталась вырваться, затем замерла. Ее лицо по-прежнему оставалось маской ужаса.
– Что там у тебя? – повторила я, притягивая ее руку под свет лампы.
– Вот, смотрите! – буквально выплюнув эти слова, она разжала пальцы.
Браслет с пауком упал на постель. На нежно-розовом покрывале он выглядел еще отвратительнее.
– Z'araignee! – сейчас Сабмит и вправду плюнула – пятно слюны расплылось рядом с мерзким украшением.
– Ты украла его! – Но почему она хотела стянуть вещь, вызывавшую у нее столь явное отвращение?
– Я взяла его потому что это – зло. И она злая, хотя и не так сильно, как…
Вдруг поток ее слов иссяк, словно ей зажали рот. Сабмит была парализована страхом, и я, судя по выражению ее лица, сейчас мало чего могла от нее добиться.
Я подошла к туалетному столику Викторины и нашла там носовой платок. Через него я взяла браслет, чтобы не дотрагиваться до него пальцами, потому что любое прикосновение к нему было мне противно. Для чего предназначался этот ужасный предмет, оставалось для меня загадкой. То, что Амели носила его, усиливало мою неприязнь к этой девушке. Неужели виной тому было слишком сильное предубеждение против насекомых?
Наша борьба за жизнь Амели научила меня жалости. Амели, какова бы она ни была – порождение рабства, оставившего за собой тяжкое наследие. Как смею я судить кого-то строже, чем себя?
Я сжала гадкий браслет в руке, стараясь сообразить, что с ним делать. Но я так устала, что не могла принять быстрого решения.
– Что вы с ним сделаете? Оно плохое… Очень плохое…
– Что ты собиралась с ним делать? – ответила я вопросом на вопрос.
– Отнести его к… – Она снова осеклась, но, понимая, что должна что-то ответить, продолжила: – Я бы отнесла его туда, где от него больше не было бы вреда. Тогда она, – Сабмит указала на Амели, – тоже не смогла бы причинить вред!
– Сабмит… – Может, это шанс разузнать что-либо о Викторине? В этом отеле большинство слуг были негры, что они скажут Фентон? Сабмит была явно потрясена, в таком состоянии духа, она, возможно, будет откровеннее. – Tы знаешь, что мисс Соваж пропала?
Она ответила быстрым кивком.
– Ты не знаешь, кто-нибудь видел, как она вечером покидала гостиницу? Поможешь мне узнать, была она с кем-то или одна, и… – куда она пошла?
Всякое выражение мгновенно исчезло с ее лица. Ко мне повернулась одна из тех пустых масок, какие другая раса использует, когда отказывается от любого общения. Я наблюдала это у китайцев, и у полинезийцев на Островах. И я уже знала, что эту маску так просто не пробить.