Барраяр
Шрифт:
– Следует ли понимать, что речь идет о происшедшем между вами в ночь солтоксиновой атаки? – спросила Корделия.
– Да, миледи. Я сидел в библиотеке. Мне не спалось, и я решил проверить кое-какие цифры. Она вошла. Мы сидели, разговаривали… И вдруг я почувствовал… ну… У меня впервые проснулось желание после нейробластера. Я думал, что пройдет еще не меньше года – а может, и вовсе никогда… Я совсем потерял голову. Я… овладел ею… прямо там. Не спросил, не сказал ни слова. А потом наверху раздался шум, мы оба выбежали в сад, и… На следующий день она меня не
– Если он ее не насиловал, то почему она так взъярилась? – спросил Эйрел.
– Она и прежде сердилась, – проговорил Куделка. – Как она на меня смотрела все три недели…
– Она боялась, Ку, – объяснила Корделия.
– Да, я так и думал.
– Она боялась беременности, а не тебя, – растолковала она.
– Ох, – чуть слышно выдохнул лейтенант.
– Выяснилось, что ничего нет. – Тут Куделка снова издал чуть слышное «о!». – А вот зла она на тебя действительно, и есть за что.
– Но если она не считает, что я… Почему?
– Ты до сих пор не понял? – Корделия перевела хмурый взгляд на мужа. – И ты тоже?
– Хм…
– Ведь ты только что оскорбил ее, Ку. Не тогда, а сейчас, в этой комнате. И не только тем, что недооценил ее умение постоять за себя. Дело в другом – твое признание, что в ту ночь ты был сосредоточен только на себе, а ее толком и не видел. Плохо, Ку. Очень нехорошо. Ты должен просить у нее прощения. Она по-барраярски отдалась тебе целиком, а ты так мало это оценил!
Он вдруг резко поднял голову:
– Это была милостыня?
– Скорее, дар богов, – пробормотал Форкосиган, думая о своем.
– Я не… – Куделка повернул голову в сторону двери. – Вы говорите, мне надо бежать за ней?
– Я бы на твоем месте полз, – порекомендовал адмирал. – Быстро ползи. Проскользни под дверь, расслабься и позволь топтать себя, пока она не успокоится. И не прекращай молить о прощении. Может, дело еще можно поправить.
Теперь уже в его глазах светился откровенный смех.
– И как вы это назовете? Полным поражением? – возмущенно спросил Ку.
– Нет. Я бы назвал это победой. – Голос Форкосигана зазвучал чуть холоднее. – Мне приходилось видеть, как вражда между мужчиной и женщиной переходила в тактику выжженной земли. Пожары гордости. Не стоит выбирать этот путь. Ручаюсь тебе.
– Вы… Миледи! Вы надо мной смеетесь! Прекратите!
– Тогда прекрати смешно себя вести, – резко ответила Корделия. – Вынь голову из задницы. В течение шестидесяти секунд постарайся думать не только о себе.
– Миледи! Милорд!
Куделка поджал губы с видом оскорбленного достоинства, поклонился и вышел. В коридоре он повернул в сторону, противоположную той, куда убежала Друшикко, и с грохотом спустился по лестнице.
Адмирал прислушался к затихающим шагам Куделки и беспомощно помотал головой. У него вырвался сдавленный смешок.
Корделия легонько стукнула его по плечу.
– Прекрати! Им-то совсем не смешно. – Их глаза встретились, она тихо засмеялась, потом вздохнула. – Боже правый, по-моему, ему нравилось считать себя насильником. Странное
Эта шутка отрезвила обоих. Форкосиган задумался.
– Знаешь… Ку лелеял свою болезнь. Но его раскаяние было искренним.
– Искренним, но с долей самодовольства. По-моему, мы слишком долго потакали его слабости. Наверное, пора встряхнуть его хорошенько.
Эйрел устало ссутулился.
– Он у нее в долгу, это точно. Но что я могу ему приказать?! Если человек платит не добровольно, такая плата не имеет никакой цены.
Корделия вынуждена была с ним согласиться.
Только перед обедом Корделия заметила, что в их маленьком мирке кого-то недостает.
– А где граф? – спросила она мужа, увидев, что домоправительница накрыла стол на двоих. Окна столовой выходили на озеро. День выдался пасмурный. Утренний туман рассеялся, но небо было покрыто низкими, быстро бегущими облаками. Было ветрено и зябко. Корделия надела поверх цветастой блузы старый полевой китель Эйрела.
– Я думал, он пошел на конский двор. Смотреть, как объезжают нового многообещающего жеребца, – ответил муж, с беспокойством оглядывая стол в поисках третьего прибора. – По крайней мере так он мне сказал.
Домоправительница, вносившая супницу, позволила себе возразить:
– Нет, милорд. Граф рано утром уехал на машине с двумя охранниками.
– О! Извини, Корделия. – Эйрел встал из-за стола и, минуя коридор, прошел в заднюю часть дома, где кладовая была превращена в центр правительственной связи. Там находилось комм-устройство с двойным шиф– ром, а перед дверью всегда дежурил охранник службы безопасности.
Корделия проглотила немного супа, который лег в желудок жидким свинцом, отложила ложку и принялась ждать. В тишине дома до нее доносился голос Эйрела и искаженный электроникой голос отвечавшего ему мужчины, но они были слишком далеко, и слов разобрать было нельзя. Ожидание показалось ей вечностью – хотя на самом деле суп даже не успел остыть. Наконец вернулся помрачневший Эйрел.
– Он поехал туда? – спросила Корделия. – В госпиталь?
– Да. Он там был и уехал. Все в порядке.
– Ты хочешь сказать, с малышом ничего не случилось?
– Да. Его отказались впустить – он попробовал спорить, но потом уехал. Ничего не произошло.
Подавленные, они принялись за суп.
Граф вернулся спустя несколько часов. Корделия услышала пронзительный вой машины, проехавшей по подъездной аллее к северной части дома. Тишина. Звук открываемых и закрываемых дверей. Машина поехала дальше – к гаражам, расположенным на вершине холма, рядом с конюшнями. Эйрел и Корделия сидели в гостиной, в передней части дома. Он сосредоточенно читал какой-то правительственный доклад, но, услышав звуки, прервал чтение и напрягся в ожидании вместе с нею, прислушиваясь к быстрым, тяжелым шагам отца. Губы адмирала плотно сжались в предчувствии неприятного разговора, взгляд был мрачен. Корделия замерла в кресле, пытаясь держать себя в руках.