Барраяр
Шрифт:
При виде клинка глаза лейтенанта восторженно вспыхнули. Выскользнув из-за стола, Корделия подобрала деревянный футляр.
– Ох, миледи! – начал Куделка, но уже в следующую секунду его радость погасла. Он осторожно вложил клинок в ножны и печально вернул ей трость. – Наверняка вы не знали. Я не фор. У меня нет права на личную шпагу.
– О-о! – расстроилась Корделия.
Форкосиган поднял бровь.
– Можно мне посмотреть? – Он взял трость-шпагу и снова освободил клинок – но более осторожно. – Гм. Я правильно понял: за нее заплатила ты?
– Ну, наверное, заплатишь ты, когда придет
– Ясно. – Адмирал чуть заметно улыбнулся. – Лейтенант Куделка, как ваш командир и вассал императора Эзара Форбарры, я официально вручаю вам мое оружие, чтобы вы носили его на службе императору, да правит он во веки веков.
Он с досадой поджал губы, осознав, что сейчас традиционная формула звучит как злая насмешка над умирающим, но тут же стряхнул с себя мрачное настроение и вручил трость Куделке, который снова расцвел.
– Спасибо вам, сэр!
Корделия только покачала головой.
– Наверное, я никогда не пойму эту планету.
– Пускай Ку подберет для тебя несколько официальных хроник. Но только не сегодня – у нас едва хватит времени, чтобы привести в порядок сегодняшние записи до того, как сюда явится Фортела с парой заблудших душ. Ты можешь устроиться в библиотеке, Ку. Мы встретимся там.
Обед закончился. Куделка ушел работать, а Форкосиган и Корделия отправилась в расположенную рядом с библиотекой гостиную. Адмирал захватил дискеты с докладами и теперь быстро просматривал их на портативном считывателе. Корделия с помощью барраярско-бетанского разговорника занялась увесистым руководством по уходу за новорожденными. Тишину нарушало лишь бормотание Форкосигана:
– Ага! Так вот что он планировал на самом деле, ублюдок. – Или: – Черт, цифры какие-то странные. Надо проверить…
Иногда говорила Корделия:
– О Боже, неужели такое вытворяют все младенцы?
А из библиотеки то и дело доносился громкий стук, заставлявший супругов обмениваться улыбками.
– Надеюсь, – сказала Корделия после третьего или четвертого раза, – что я не слишком отвлекла Куделку от его обязанностей.
– Он справится, когда немного попривыкнет. Над ним взял шефство личный секретарь его величества – обучает, как организовать работу, и тому подобное. После того как Ку пройдет с ним церемонию похорон, он будет способен на что угодно. Между прочим, эта трость – просто гениальная идея. Спасибо тебе.
– Да, я заметила, что он угнетен своим увечьем. И решила, что это его немного успокоит.
– Дело в наших обычаях. Они… очень суровы к тому, кто не может шагать в ногу со всеми.
– Странно… Кстати, я только сейчас сообразила, что не помню, чтобы мне попадались на улицах люди с какими-нибудь дефектами. Ни инвалидных колясок, ни недоразвитых детей.
– Такого у нас не увидишь, – угрюмо пояснил Форкосиган. – Все отклонения, которые можно обнаружить, устраняются еще до рождения.
– Ну, мы это тоже делаем. Хотя чаще до зачатия.
– А также во время рождения. А в захолустье – после.
– О!
– А что до искалеченных взрослых…
– Боже правый, уж не практикуете ли вы тут эвтаназию?
– Твой прапорщик Дюбауэр не остался бы здесь в живых.
(Дюбауэр получил разряд нейробластера в голову и остался жив – если можно назвать жизнью растительное существование.)
– А что до калек вроде Куделки… Неприязнь к этим несчастным очень заметна. Понаблюдай за ним как-нибудь в большой группе людей, а не только среди друзей. Не случайно на Барраяре так высок уровень самоубийств среди комиссованных солдат.
– Какой кошмар!
– Когда-то я принимал это как должное. Сейчас… уже нет. Но многие по-прежнему относятся к этому именно так.
– А что бывает с такими, как Ботари?
– По-разному. Его-то можно отнести к тем, чье безумие полезно. А для бесполезных…
Он замолчал, уставившись в пол.
Корделия похолодела.
– Только мне начинает казаться, что я привыкаю к этой планете, как заворачиваю за угол и натыкаюсь на очередной кошмар.
– Прошло всего восемьдесят лет с тех пор, как Барраяр снова наладил контакт с галактической цивилизацией. В Период Изоляции мы потеряли не только технологию. Ее-то мы быстро наверстали, натянули, как чужое пальто. Но под ним мы еще местами чертовски голые. Прожив на свете сорок четыре года, я лишь теперь начинаю понимать, насколько голые.
Вскоре приехал граф Фортела со своими «заблудшими душами», и Форкосиган скрылся в библиотеке. А уже ближе к ночи прибыл из своего поместья старый граф Петер Форкосиган, чтобы присутствовать на завтрашнем заседании Совета.
– Ну, теперь Эйрелу обеспечен по крайней мере один голос, – пошутила Корделия, помогая свекру снять куртку.
– Ха! Пусть радуется, что я за него голосую. За последние несколько лет он нахватался каких-то странных радикальных взглядов. Не будь Эйрел моим сыном, черта с два я бы его поддержал, – проворчал граф, но его изборожденное морщинами лицо сияло гордостью.
Корделия изумленно моргнула, услыхав такую характеристику политических взглядов Эйрела Форкосигана.
– Должна признаться, что мне он никогда не казался революционером.
– О, да он и сам этого не видит. Надеется, что всегда сумеет вовремя остановиться. А пройдет несколько лет, и он обнаружит, что оседлал тигра. – Граф мрачно покачал головой. – Ну ладно, девочка моя, сядем. И расскажи мне, как ты себя чувствуешь. Выглядишь ты хорошо. У тебя все в порядке?
Старый граф страстно интересовался развитием своего будущего внука, и Корделия чувствовала, что беременность повысила ее статус от терпимой причуды Эйрела до средоточия всех надежд и мечтаний старика. Устоять перед этим простодушным преклонением было невозможно. Она никогда не смеялась над свекром, но никаких иллюзий не питала.
В том, что Эйрел способен совершенно точно предсказать отцовскую реакцию, Корделия убедилась в первый же месяц их брака. В тот летний день она нашла мужа у лодочного причала, где он возился с яхтой. Разложив паруса, чтобы просушить их на солнце, адмирал хлюпал вокруг них мокрыми ботинками.
Он шагнул ей навстречу, не в силах скрыть волнения.
– Ну?
– Ну-у. – Она попыталась напустить на себя печальный и разочарованный вид, чтобы подразнить его, но невольно расплылась в улыбке. – Твой доктор сказал, что это мальчик.