Барраяр
Шрифт:
— Позволь, я по-другому спрошу. — Корделия наконец решилась открыть глаза. — Кому ты посвятила свою жизнь?
— Карин. И Грегору, конечно. Но они ведь были неразрывным целым.
— Да, и остаются до сих пор. Это я тебе как мать ручаюсь. — Она взглянула в голубые глаза Дру. — Но Карин отдала тебя мне.
— Чтобы вы стали моей наставницей. Мы думали, что вы были солдатом.
— Никогда. Но это не значит, что я никогда не сражалась. — Корделия помолчала. — Какова твоя цена, Дру? Ты отдашь свою жизнь в мои руки — не буду говорить про присягу, пусть в это другие идиоты играют, —
— На Карин, — решительно ответила Друшнякова. — Я смотрю и вижу, как они постепенно приходят в выводу, что ею можно пожертвовать. А я три года подряд, день за днем, готова была отдать свою жизнь, потому что верила, насколько важна жизнь принцессы. Когда наблюдаешь за человеком так долго и так близко, то воспринимаешь его в истинном свете. Они, похоже, думают, что мою верность можно просто переключить, словно я охранный робот. Но во всем этом есть что-то неправильное. Я хочу… хотя бы попытаться ее спасти. В обмен на это… все, что вы пожелаете, миледи.
— А-а. — Корделия провела пальцем по губам. — Выглядит… равноценным обменом. Одну списанную ими жизнь за другую. Карин за Майлза. — Она обмякла в кресле, глубоко задумавшись.
Сперва смотришь. Потом делаешь сама. — Нас двоих недостаточно, — покачала она головой, наконец. — Нужен… человек, который знает город. Сильный человек, чтобы прикрывать нам спину. Вооруженный, бдительный, недремлющий. Мне нужен друг. — Губы Корделии сложились в едва заметную улыбку. — Друг, который ближе, чем брат. — Она встала и подошла к комму.
— Вы меня хотели видеть, миледи? — спросил сержант Ботари.
— Да. Заходите, пожалуйста.
Квартиры старших офицеров у Ботари благоговения не вызывали, но все же он озадаченно нахмурился, когда Корделия предложила ему сесть. Она села в привычное кресло Эйрела — напротив сержанта, по другую сторону журнального столика. Дру снова уселась в уголке, наблюдая за ними в настороженном молчании.
Корделия разглядывала Ботари, а он — ее. По крайней мере, физически он был вроде в норме, хотя на лице его и пролегли морщины от внутреннего напряжения. Она ощущала, точно шестым чувством, как в его теле курсируют токи: электрические разряды ярости, сдерживающие ловушки самоконтроля, а подо всем — спутанный клубок, наэлектризованный опасной сексуальностью. Резонанс энергий, возрастающих все сильней и не находящих выхода. Ему отчаянно необходимо получить приказ действовать, прежде, чем эта энергия прорветсяь неконтролируемо и сама по себе. Корделия моргнула, заставив себя вновь увидеть не суть, но не такую пугающую оболочку: усталого некрасивого мужчину в великолепном коричневом мундире.
К ее удивлению, Ботари начал первым. — Миледи. Вы ничего не слышали про Елену?
«Гадаешь, почему я позвала тебя сюда?» К своему стыду, про Елену она почти забыла. — Боюсь, ничего нового. Сообщалось, что ее вместе с мистрис Хисопи по-прежнему держат в гостинице на окраине города; ее фордариановское СБ отвело для содержания пленников, когда у них тюрьмы переполнились. Вместе с остальными второстепенными заложниками. Ее не перевели ни во дворец, ни куда-то еще.
Елена, в отличие от Карин, сейчас не во
— Я слышал про вашего сына, миледи. Мне жаль.
— Моего мутанта, как сказал бы Петр. — Она наблюдала за сержантом, и по осанке, плечам, спине, животу могла прочесть больше, чем по бесстрастному носатому лицу.
— Насчет графа Петра, — заговорил Ботари и смолк, стиснув переплетенные пальцы и зажав руки между колен. — Я хотел поговорить с адмиралом. Но не подумал, что могу с вами. А должен был.
— Конечно. — А теперь-то что?
— Ко мне подошел вчера какой-то человек. В спортзале. Он был не в мундире, на нем ни кубиков, ни нашивок с именем. Он предложил мне Елену. Жизнь Елены за то, чтобы я убил графа Петра.
— Соблазнительно, — выдохнула Корделия прежде, чем успела прикусить язык. — И какие, гм, гарантии он предложил?
— Вот и я о том же себя спросил, почти сразу. Когда я буду в полной заднице, когда меня, может, вообще казнят, кому будет дело до незаконнорожденной сироты? Я подумал, что все это проверка, просто очередная проверка. Я стал потом его высматривать, но больше так ни разу и не видел. — Он вздохнул. — Теперь мне кажется, что это была галлюцинация.
На лице Дру было выражение глубочайшего разочарования, но, к счастью, Ботари смотрел в этот момент в другую сторону и не заметил этого. Корделия чуть наморщила брови, утихомиривая девушку.
— Разве у вас бывают галлюцинации? — спросила Корделия.
— Нет, наверное. Только кошмары по ночам. Я стараюсь поменьше спать.
— У меня… свои сложности, — призналась Корделия. — Вы ведь слышали, что я рассказала графу.
— Да, миледи.
— А вы что нас время поджимает, вы тоже слышали?
— Время?
— Если репликатор не перезарядить, он уже через шесть дней перестанет поддерживать жизнь Майлза. Эйрел утверждает, что наш сын не в большей опасности, чем семьи его офицеров. Но я с ним не согласна.
— Я слышал, за спиною адмирала говорят еще кое-что.
— И что же?
— Что это нечестно. «Сын адмирала — мутант, он не жилец, а мы рискуем нормальными детьми».
— Не думаю, чтобы он знал… про такие разговоры.
— Кто же осмелится сказать такое ему в лицо?
— Немногие. Наверное, даже Иллиан не рискнет. — «Хотя Петр, скорее всего, не преминет эту новость передать, как только услышит. Черт, что наши сторонники, что верные нам люди — все просто мечтают опустошить этот несчастный репликатор!» подумала она мрачно и заговорила снова: — Сержант. Кому вы служите?
— Я приносил присягу оруженосца графу Петру, — объяснил очевидный факт Ботари. Он глядел на Корделию в упор, и странная улыбка чуть кривила уголок его рта.
— Позвольте мне переспросить другими словами. Я знаю, по закону наказание, положенное оруженосцу за самовольную отлучку, ужасно. Но, предположим…
— Миледи. — Он поднял руку, останавливая ее на полуслове. — Вы помните, как на лужайке перед домом в Форкосиган-Сюрло, когда мы клали тело Негри во флаер, милорд Регент приказал мне повиноваться вашему голосу как его собственному?