Барраяр
Шрифт:
— Но откровенно покориться Фордариану… человеку, которого она считает виновным в гибели Грегора?
— А что она должна думать? Если Карин убеждена, что ее сын погиб — даже если не верит, что ты его убил, — то ей остается только бороться за собственную жизнь. Зачем рисковать ею в тщетном и эффектном жесте, если Грегора не вернешь? Разве она чем-то обязана тебе, всем нам, в конце концов? Насколько она может судить, мы ее подвели, все до единого.
Форкосиган поморщился.
Корделия продолжала: — Разумеется, Фордариан все это время подвергал цензуре доступную ей информацию. Возможно, он даже убедил ее, что вот-вот победит. Карин из
Один из офицеров тихо проговорил. — Но она же фор! Она не должна была ему уступать.
Корделия ответила усмешкой. — О, по словам, произнесенным барраярской женщиной в присутствии барраярских мужчин, невозможно сказать, что она на самом деле думает. Искренность, знаете ли, не поощряется.
Штабист неуверенно на нее покосился. Дру криво улыбнулась. Форкосиган вздохнул. Куделка поморгал.
— Итак, Фордариану надоело ждать, и он сам назначил себя Регентом, — пробормотал Фортала.
— И премьер-министром, — добавил Форкосиган.
— Да уж, гребет все под себя.
— Почему бы тогда не провозгласить себя сразу императором? — спросил кто-то из штабных офицеров.
— Прощупывает почву, — сказал Канзиан.
— Это в его сценарии дальше, — предположил Фортала.
— Или ближе, если мы немного подтолкнем его под руку, — добавил Канзиан.
— Последний и роковой шаг. Надо бы подумать, как нам его вспугнуть.
— И побыстрей, — твердо подытожил Форкосиган.
Призрачная маска — лицо Карин — витала перед глазами Корделии весь день, и даже на следующее утро, проснувшись, она не избавилась от этого видения. Что думала Карин? Что чувствовала? Может, эта бесчувственность не притворство, но правда? А может, Карин тянет время. А может, всецело на стороне Фордариана. «Если бы я знала, что она думает, то поняла бы ее поступки. Если бы я знала, как она поступает, то поняла бы ее мысли».
Слишком много неизвестных в этом уравнении. «Будь я на месте Карин…» Правомерна ли такая аналогия? Способна ли Корделия, да и кто угодно другой, делать выводы за другого человека? У них с Карин много общего: они обе женщины, матери, примерно одних лет, и сыновьям обеих грозит опасность… Корделия извлекла сандалик Грегора из скудной кучки своих горских сувениров и повертела в руках. «Мама тоже меня схватила, и у меня сандалик свалился. Остался у мамы в руке. Я его плохо застегнул…» Возможно, Корделии стоит довериться своему разуму — и она может точно воспроизвести ход мыслей Карин.
Тут звякнул комм-пульт — примерно в тот же час, что и вчера, — и Корделия бросилась к нему. Новые передачи из столицы, новые данные, да все что угодно, способное разбить порочный круг абсурда? Но лицо, соткавшееся над видеопластиной, принадлежало не лейтенанту Куделке, а незнакомому офицеру со значками разведки в петлицах.
— Леди Форкосиган? — переспросил тот почтительно.
— Да?
— Говорит майор Сиркодж, начальник караула на главном входе. В мои обязанности входит проверять всех вновь прибывших, перебежчиков из мятежных подразделений и так далее. А также собирать новые разведданные, которые они доставляют. Полчаса назад сюда явился человек, который утверждает, что бежал из столицы, но отказывается доложиться по форме. Он заявил, что у него аллергия
Сердце Корделии тяжело забилось. Она склонилась к самому головиду, точно пытаясь влезть в него. — Он ничего с собою не принес? — выдавила она перехваченным горлом. «Например, бак в полметра высотой со множеством мигающих лампочек и крупной надписью красными буквами 'Верх здесь'? Выглядит чертовски таинственно, и любого охранника доведет до припадка…» — Как его зовут, майор?
— Он ни принес ничего, кроме того, что на нем надето, и он в скверном состоянии. Его имя — Вааген. Капитан Вааген.
— Уже иду!
— Нет, миледи! Это человек чуть ли не бредит. Он может быть опасен, я не вправе вам позволить… — Конец фразы был адресован уже пустой комнате.
Друшняковой пришлось бежать, чтобы поспеть за Корделией. До караульного помещения у главного входа Корделия добралась меньше, чем за семь минут, и остановилась в коридоре, переводя дыхание. Сердце колотилось где-то в горле, готовое выскользнуть. Спокойно. Спокойно. Бешенство на Сиркоджа явно не действует.
Она высоко подняла голову и вошла в кабинет. — Передайте майору Сиркоджу, что леди Форкосиган желает его видеть, — сказала она дежурному; тот посмотрел на нее с уважительным изумлением и послушно склонился к комм-пульту.
Через несколько бесконечных минут появился и сам Сиркодж. Корделия мысленно отметила, через какую дверь он вошел.
— Я должна видеть капитана Ваагена.
— Миледи, он может быть опасен, — начал Сиркодж точно с той же фразы, на которой оборвался разговор по комму. — Его могли запрограммировать самым непредвиденным образом…
Интересно, если она вцепится Сиркоджу в горло, не выдавит ли она из него хоть капельку здравого смысла? Вряд ли. Не сработает. Она глубоко вздохнула. — А что вы мне позволите ? Могу я хотя бы поговорить с ним по головиду?
Сиркодж задумался. — Можно, наверное. Мы параллельно сможем и перепроверить, тот ли он, за кого себя выдает, и записывать этот разговор. Это очень удобно.
Майор отвел ее в соседнюю комнату и включил монитор. Дыхание вырвалось из груди Корделии с тихим стоном.
Вааген, в зеленых форменных брюках и когда-то белой рубашке в бурых пятнах, шатался по одиночной камере предварительного заключения от стены к стене. Он ужасающе отличался от того подтянутого, энергичного ученого, каким Корделия видела его в лаборатории в Имперском госпитале. Оба глаза окружали пурпурно-синюшные кровоподтеки, одно веко заплыло так, что почти закрывало глаз, и в щелке виднелось что-то жуткое кроваво-алое. Капитан двигался, сгорбившись. Грязный, измученный бессонницей, с разбитыми губами…
— Предоставьте ему медика! — по тому, как подскочил майор, Корделия поняла, что кричит.
— Мы оценили его состояние. Жизни оно не угрожает. Как только он пойдет проверку безопасности, его начнут лечить, — упрямо стоял на своем Сиркодж.
— Тогда соедините меня с ним, — процедила Корделия сквозь зубы. — Дру, возвращайся в кабинет, позвони Эйрелу. Расскажи ему, что тут происходит.
Сиркоджа последнее замечание явно встревожило, но он храбро настоял на соблюдении должного порядка. Секунды, пока человек Сиркоджа не дошел до зоны заключения и не отвел Ваагена к комм-пульту, тянулись нескончаемо…