Барвенково – Сталинград. Цена хрущёвской подлости
Шрифт:
В ходе оборонительных боёв 1941 года Красная Армия, отступая под натиском превосходящих сил, перемолола ударные группировки гитлеровцев, но враг был ещё достаточно сильным, чтобы говорить о скорой победе над ним.
Наступление под Москвой, начатое 7 января 1942 года было сложным, враг отходил с упорными боями, но отходил. Но и наши силы были не безграничны. К концу марта продвижение замедлилось, а 20 апреля было принято решение окончательно на всех участках фронта перейти к обороне.
На совещаниях на повестку дня вставал важнейший вопрос. Необходимо было тщательно,
Сталин понимал, сколь опасна новая попытка врага атаковать Москву. Москва – не просто столица, не просто общественный, культурный центр Советского Союза, это сердце России, и было понятно, что Гитлер будет делать всё возможное, чтобы перестало биться это сердце.
Сталин снова и снова задавал вопросы:
– Может Гитлер нанести свой главный летний удар на Москву?
И получал ответ:
– Может!
Но приходили разведданные самого различного характера. Разведка сообщала и о том, что Гитлер на одном из совещаний прямо сказал, что без Кавказа, без Бакинской и Грозненской нефти он не сможет продолжать войну. Стратегические запасы рейха истощались и пополнять их было неоткуда.
Сталин задавал и такой вопрос:
– Может Гитлер нанести главный удар на Кавказ и Сталинград?
И получал ответ:
– Может!
В этой обстановке нужно было не ошибиться, нужно было правильно определить наибольшую опасность, чтобы парировать удары врага, а по возможности нанести свои, мощные и сокрушительные.
И вот на мартовском сорок второго года совещании Маршал Советского Союза Тимошенко заявил, что силами Юго-Западного фронта, при содействии войск всего Юго-Западного направления, главнокомандующим которого он являлся, совмещая должность с командованием Юго-Западным фронтом, предлагает нанести встречные удары из районов городов Лозовая и Барвенково с юга и с северного направления с целью окружения и разгрома 6-й немецкой армии.
Сталин не спешил давать согласие на столь сложную операцию. Требовал данных разведки о действиях немцев, советовался с командующими фронтами. К сожалению, каждый видел наибольшие группировки врага именно на своих направлениях. Жуков убеждал, что главный удар враг нанесёт именно в полосе Западного фронта.
Что же необходимо делать? Укреплять подступы к Москве? Безусловно. Но Сталин организовал работы и по укреплению Кавказского направления. Строились глубокоэшелонированные рубежи. Возводились долговременные огневые сооружения, отрывались противотанковые рвы.
Вопрос стоял в том, сможет ли Гитлер после понесённых потерь сорок первого и поражений начала сорок второго годов организовать более одного генерального наступления? Сможет ли одновременно нанести удар на Москву и на Кавказ.
Тяжела ты шапка Мономаха! Это сильное Пушкинское выражение как нельзя лучше подходит для объяснения ответственности Верховного Главнокомандующего. Ведь Шапка Мономаха стала символом государственной власти, и Пушкин писал в «Борисе Годунове».
Ух, тяжело!.. дай дух переведу…
Я чувствовал: вся кровь моя в лицо
(…)
Так решено: не окажу я страха,
Но презирать не должно ничего…
Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!
Думал ли Сталин, выбирая правильное решение, о Шапке Мономаха или не думал, ясно одно – он сознавал всю ответственность. Ведь ему, именно ему, как единоначальнику, как фактически государю, предстояло сказать твёрдое «да» или твёрдое «нет» тем или иным замыслам и планам.
А думать было о чём. Если враг решится сосредоточить все силы на ударе на Москву, он вряд ли сможет организовать равное по моще наступление на юге. Красная Армия уже не та, что в сорок первом. В её основе закалённые в боях, прошедшие горнила тяжёлых испытаний части и соединения, многие из которых стали гвардейскими.
Верховный принимал решение на основании тех данных об обстановке, которые представляла ему разведка, но не менее важным было и то, о чём докладывали командующие фронтами. Ведь из Москвы видно много, но видно не всё. Верховный и Генеральный штаб не могут видеть, как, к примеру, ведут себя вражеские соединения, находящиеся в непосредственном соприкосновении с нашими войсками на каждом участке фронта.
Это задача командиров полков, дивизий, корпусов, командующих армий и фронтов, в части каждого касающейся.
Заканчивался март. Пора было принимать решение. Стратегические операции не готовятся за несколько дней. Для этого нужны месяцы.
Тимошенко, под давлением Хрущёва, уже составил свой замысел. После непрерывных неудач сорок первого, когда он фактические провалил оборонительные действия на Западном фронте, отменив все правильные распоряжения Ерёменко и потеряв в результате бездарных своих замыслов два сильных механизированных корпуса 5-й и 7-й, вооружённых более чем на половину танками КВ и Т-34, затем потеряв всё что можно было потерять на Юго-Западе, хотел оправдаться, одержав внушительную победу.
Он собирался ехать в Ставку с предложением по разгрому 6-й немецкой армии и освобождению Харькова.
Сталин знал о стремлении Тимошенко наступать. Но Тимошенко скрыл от него маленький, на первый взгляд, эпизод, который случился накануне его выезда в Ставку.
Он уже собирался на аэродром, когда на командный пункт фронта прибыл командующий 38-й армией генерал Москаленко.
– Давай быстро. Мне некогда. Лечу на совещание в Ставку, – поторопил Тимошенко, – Что-то важно?
Москаленко сообщил:
– Очень. Две недели назад враг в полосе армии занимал оборону опорными пунктами. Плотность войск была невелика. Но вот последние данные. Подошли подкрепления. Боевые порядки каждый день всё более уплотняются. Если основываться на тактических нормативах, то плотность уже выше, чем необходима в обороне.
Тимошенко слушал и не слушал. Точнее, слушал, но так не хотелось это воспринимать. Какой план выработали они с Хрущёвым! Взять Харьков, развернуть наступление до Днепра. Харьков станет столицей Украины. Хрущёв вернется к обязанностям 1-го секретаря, ну а его сделает командующим войсками Харьковского военного округа.