Барышня-воровка (сборник)
Шрифт:
— Смотри! — воскликнула Софья.
К вахте расписаться в журнальчике подошел очень странный молодой человек. Очевидно, один из пациентов. На лице его блуждала просветленная улыбка. Рыжие волосы были всклокочены, движения медлительные и торжественные. Очевидно, он был немного не в себе. Да так оно на самом деле и было!
Олег не преминул воспользоваться своим служебным положением и, не теряя времени, подбежал к странному молодому человеку.
— Ваши документики!
— А? Что? Я — пациент! — мгновенно запаниковал тот.
Соня стояла в стороне. Она интуитивно чувствовала, что именно ей предстоит сыграть роль, а потому решила не светиться.
— Ну вот и покажите свои документики, а мы посмотрим, какой вы пациент, — невозмутимо сказал Олег.
Молодой человек что-то невнятно пробормотал, а потом протянул Олегу какую-то справку. Олег повертел последнюю в руках, хмыкнул и вернул ее больному. Впрочем, ничего другого ему и не оставалось. Олег подошел к Соне.
— Нам повезло, — сказал Рыбак. — Похоже, мы выудили нужную нам рыбку. Не знаю, конечно, насколько она окажется нам полезна, насколько она вкусна, так сказать…
— И не ядовита ли, — съязвила Соня.
— Ну, не надо так сразу… Короче, зовут его Иван Михайлович Комин, и лечится он как раз у Василия Григорьевича Агафьева. Так что все в порядке! Сейчас я предлагаю заглянуть ко мне на работу, и мы выясним его адрес. А там что-нибудь придумаем.
— Придумать-то придумаем, — вздохнула Соня. — Вот только что из этого выйдет…
— Комин Иван Михайлович, — зачитывал сведения Олег. — Проживает с родителями в частном доме. Далее — адрес. В последнее время — инвалид по причине душевной болезни. Диагноз — навязчивые идеи. Какие именно — не указывается. Придется это выяснить. Вот только завтра я освобожусь после обеда, а навестить родителей Комина хорошо бы раньше. Как раз завтра с утра у него — визит к Василию Григорьевичу. Это я в журнале подсмотрел. Как быть?
— Я сама нанесу им визит, — предложила Соня. — Дай мне только адрес и имена-отчества. А там я разберусь.
— Как знаешь, — ответил Олег и пожал плечами.
Весь вечер Соня размышляла, в каком виде лучше всего будет заявиться к родственникам Комина, но ничего дельного придумать так и не смогла, а потому решила оставаться самой собой.
Утро было приветливым и солнечным. Меньше всего на свете хотелось думать об убийствах и подозреваемых. Тем не менее Соня пересилила себя, собралась по-военному, в потрясающе короткий срок и отправилась вершить великие дела. Ехать предстояло на самую окраину города, и она решила проделать это путешествие на трамвайчике. Вот когда она станет настоящей актрисой и будет иметь много-много денег, тогда она, быть может, и позволит иметь себе машину, а не пользоваться ненавистным, суетным и некомфортабельным общественным транспортом. Но это вряд ли случится скоро, а продвинутые представители творческой интеллигенции из парка «Дубки» вообще заявили ей, что это — закрытый путь.
Иван Михайлович Комин проживал в частном доме за оплетенным диким виноградом забором. На покосившейся деревянной калитке с облупившейся краской свободно болталась табличка из куска жести, покрытого эмалью: «Осторожно, злая собака!» Злая собака не замедлила дать о себе знать. Сонино сердце сжалось в комок от грозного заливистого лая и ушло в пятки. Она вспомнила Бяку и ткнула в кнопку звонка. За забором послышалась какая-то возня. В глубине сада скрипнула дверь.
— Арма, на место! — прозвучал приказ, произнесенный властным женским голосом с хрипотцой.
Вскоре объявилась и его обладательница — грузная женщина среднего возраста, с выражением лица, какое подошло бы, возможно, супруге Дзержинского. В зубах у нее дымилась тонкая женская сигарета. «Мать Комина», — решила Соня про себя и, как оказалось позже, не ошиблась.
— Вам кого? — неприветливо спросила женщина, положив руки на забор.
— Мне — Комина Михаила Константиновича.
Так звали отца душевнобольного. Соня полагала, что с Михаилом Константиновичем будет договориться куда легче.
— А вы кто ему будете?
Соня поморщилась. Тон, которым женщина с ней говорила, никак не подходил под категорию дружественного.
— Я — работница благотворительной организации «Красный Крест». Мне хотелось бы побеседовать об Иване Комине, он нуждается в помощи и сострадании, в некоторой доле людского тепла. Мы всегда помогаем людям, оттого сами начинаем чувствовать себя счастливее. Разве это не прекрасно — милосердие и сострадание? Но для начала нужно прояснить некоторые… э-э-э… вопросы.
— Михаил уже ответил на все вопросы врачам. Ознакомьтесь с соответствующими протоколами.
— Могу я объяснить все самому Михаилу Константиновичу?
В этот момент показался отец Комина собственной персоной. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы догадаться, насколько девушка ошибалась, полагая, что с ним будет легче вести беседу.
— Ну, чего застряла? — зычно прогудел он. Словно электровоз подал сигнал встречному поезду.
— По поводу сына! — лаконично пояснила супруга.
— Кто такая?
— Я — представительница организации «Красный Крест», — робко начала Соня.
— Как же вы мне все надоели! — с негодованием воскликнул Комин-старший. — И ведь не отвяжешься!
— А если мы сейчас договоримся, возможен некоторый благотворительный взнос в пользу вашего сына, — уже гораздо увереннее заметила Соня.
Расчет был верен — слова «благотворительный взнос» подействовали на мать Комина самым просветляющим образом.
— Погодите, я привяжу собаку, — сказала она.
Пару минут спустя лязгнул засов на калитке, и Соня с опаской, озираясь, вошла в сад.
— Вам повезло, что Михаил в отпуске. Так он обычно по частям мотается. Военный.
Злая собака, о которой хозяева заботливо предупреждали посредством таблички на заборе, оказалась огромным кобелем породы немецкая овчарка. Выглядел пес куда солиднее яростной, но маленькой Бяки. Завидев Соню, кобель вновь хрипло залаял, норовя сорваться с цепи. Казалось, он готов порвать голосовые связки, а цепью натереть шею до крови.