Барышня-воровка (сборник)
Шрифт:
— Я все думал, да так и не понял: у кого вы моего мобильника номер выдрали?
— Олег досье приносил, — растерянно пробормотала Соня.
— Что за фраер?
— Он в милиции работает…
— Мусорок?
— Он — хороший!
— Все равно не люблю их! Всех, кто людям жить мешает, — не люблю!
— А если — помогает? Защищает от несправедливости?
— Не смешите, девушка! В милиции, в ней, как и во всех государственных структурах. В общем, одни бандиты.
— Но могут же быть исключения?
Сережа немного подумал и кивул.
— Могут. Все возможно. Даже — невозможное…
Возникла пауза, а потом он заговорил снова:
— Наверное, после того, что узнали, вы боитесь меня?
— Вы знаете, как ни странно — нет. Должно быть, у вас были причины поступать так, как вы поступали.
— Да, я так поступал. И у меня были на то причины. Но это меня ни в коем случае не оправдывает, — неожиданно с жаром выпалил Сергей.
Потом замолчал, погрузившись в собственные мысли. На лице его отразилась интенсивная работа мысли — на лбу появились морщины.
— Вы знаете о том, что Анна Викторовна отказалась со мной говорить?
— Знаю. И знаю, что именно о ней вы хотите со мной поговорить сейчас.
— А вы поможете?
— Вряд ли.
— Вы действительно цените дружбу Анны Викторовны?
— Ценю.
— Вы понимаете, что, если не поможете, опасность может грозить и ей?
— Само собой.
— Но почему же тогда?..
— Я предлагал Ане разобраться во всем моими методами, но она и слушать не желает. А так… Одним негодяем на Земле меньше бы стало…
— А вы не просветите меня, кого вы имеете в виду? Я, конечно, догадываюсь.
— Так прямо и сказал! Если бы не Аня, говорить было бы не о чем, я бы все, что надо, сделал. Но я ей обещание дал и не нарушу до тех пор, пока она сама не освободит меня от его оков.
Сережа налил себе еще вина.
— Я Аню знал, когда она еще в университете училась, — продолжал он, сделав пару глотков. — Красивая девчонка была! Пока ее не довели. Ух, я бы их всех! — Он погрозил кулаком невидимому противнику и возобновил монолог: — Я ей часто говорил: «Давай, Ань, покончим со всей ботвой! Новую жизнь начнешь!» А она — в отказку. Сердцем она добрая.
— Если вы не можете помочь ей сами, может, позволите это сделать нам?
Сергей отрицательно покачал головой.
— Нет. Знали бы вы, как мне тошно! Я когда пацаном был — во всякую ботву верил. Это — хорошо, то — плохо, так, короче, рассуждал. А теперь смотрю и вижу: это — дерьмо и то — тоже дерьмо.
— О чем вы?
— Так, выговориться хотелось. Не люблю тех, кто людям жить мешает!
— Это вы про милицию?
— Не только. Про всех. Я же говорю: это — дерьмо и то — тоже дерьмо. Везде дерьмо! А Аня, короче, хорошая. Таких мало сейчас. И таким хуже всех. Несправедливо мир устроен!
— Но вы помочь торжеству справедливости не спешите, — заметила Соня.
Сергей отмахнулся.
— Ане угрожает опасность со стороны ее мужа, — внезапно заявил он. — И боюсь, теперь — не меньше, чем раньше.
— Что-то угрожает ее жизни?
— Боюсь, что и такое возможно. Она обращалась ко мне за помощью не так давно. Я ей помог. Но не так, как хотелось. А то… Моими методами… Знаете, мне бы, чтобы ваше расследование помогло справедливость… это… восстановить, короче. Мне очень хочется вам помочь. Но я не могу. Моя работа… Ну, вы понимаете, чем я занимаюсь.
— Понимаю, — опечаленно кивнула Соня.
— Когда-то, давным-давно, на зоне, я видел одну ботву, короче, — сказал Сережа. — Среди нас завелась сука. Ну — стукач. Мы долго его вычисляли. Вычислили наконец. Парнишка один догадался все хитроумно подстроить, так что сука сама себя и выдала. А раньше этот предатель уважением пользовался. Ну, мы его, естественно, того — в петушатник.
А сука была — любимейшая у кума. И был у меня тогда кореш. Я с ним всем сокровенным делился, и он со мной — тоже. Это было на следующий день после той ботвы. Я с прогулки шел. Водили нас маршировать кругами на так называемом свежем воздухе. Вижу, у входа во двор мой кореш стоит. С кумом что-то перетирает. Ну, мало ли что, думаю. И со мной иногда кум беседу иметь желал. Прохожу и слышу, как кум говорит тихо-тихо: «Спасибо, Володь. Скончается от сердечного приступа». Володя — это так кореша звали. Кум хотел так, чтобы никто не услышал, сказать, а вот не получилось. Я бы и забыл: мало ли что, да только парнишку того, что так ловко суку выявил, отвели в тот же день куда-то. Три дня его не было, а потом нам сказали: скончался от сердечного приступа. Мол, у него скрытый порок сердца был, да никто об этом не знал. А я думаю: рассказать о том, что я видел и слышал, зэкам? Мой кореш — уголовник со стажем. Четыре ходки имеет. Авторитетом пользуется. А я так, пацан желторотый на птичьих правах. Кому поверят — мне или ему? Тем более за мной косячок мелкий был, по глупости сотворил. Да еще и вот что меня беспокоило: если всеми уважаемый человек оказался сукой и если мой кореш, которому я верил без оглядки, оказался сукой, то сколько их еще? Поделюсь с кем-нибудь, а вдруг он тоже? И задал я себе вопрос: может, стоит промолчать, только взять себе на заметку? Я молодой тогда совсем был. Будь постарше, может, что и придумал бы… Короче, решил я держать язык за зубами. И так мне тошно было, так совесть мучила! Стучал ведь, сукин сын! Я-то понимал, как это делается! А кому довериться? Доверюсь, а вдруг он действительно — тоже…
— И что, так и стучал этот Володя?
— Так и стучал. Потом на волю вышел. В преуспевающие бизнесмены заделался. Правда, сколько веревочке ни виться, а конец будет. Накосячил он на воле. Тут за ним и старые грешки всплыли. В общем, бывшие кореша его грохнули…
— По заслугам, — поддержала девушка.
— Да, но тот случай засел мне в душу, как заноза. И потом, на воле, я везде наблюдал то же самое. Суки, козлы, крысы — в разных обличьях, но по сути все те же, заправляют жизнью, диктуют свои порядки. Иногда маскируют замыслы свои, а иногда, короче, прямо заявляют: так — правильно. И таким, блин, тоном, что у людей больше нет сомнений: да, так правильно, так и нужно, это мы где-то ошиблись, накосячили; по глупости никак не дойдет, почему правильно, но, видно, раз авторитетное мнение — значит, так оно и есть. А мне от этого — тошно! Может, сейчас я говорю все это не к месту, но именно сейчас я в который раз наблюдаю то же самое.
Вокруг меня — одни суки, а я, короче, пляши под их дудочку!
— Почему же не к месту? По-моему, вы все правильно говорите.
— Иногда мне хочется все бросить, взять в руки автомат и стрелять по паскудам, которых я знаю, пока не пристрелят меня… Возможно, когда-нибудь я так и сделаю.
— Агрессия с налетом мазохизма, — заметила Соня.
Сережа пожал плечами. Наверное, он не знал, что это такое, но решил не уточнять, а просто продолжил:
— Я особенно хочу расправиться с теми, кто превращает в ад жизнь Ани. Только обещание сдерживает меня.
Сонечка смотрела на этого человека широко открытыми глазами. Откровенная вульгарность и косноязычие загадочным образом сочетались в нем с утонченной чувствительностью и умением размышлять на сложные темы.
— Вы очень странный человек, — заметила она. — Но, не буду врать, мне приятно было с вами пообщаться.
— Взаимно.
— Может, вы передумаете и согласитесь помочь?
— Если передумаю, то помогу. А пока — не те обстоятельства.
И тут Соня решилась показать Сергею письмо.