Баржа обречённых

Заспа Петр Иванович

На небе засверкали первые звезды, а вместе с ними с побережья дохнуло холодом. Молодая луна наклонилась узким серпом в океан. Земля под ногами быстро остывала, отдавая последние остатки тепла сквозь тонкую ткань одежды. Еще не так давно пылавший жаром короб транслятора теперь покрылся узорами побежавшей по металлу влаги. Таких резких перепадов температуры в городе тоже не знали, и Гай с удивлением заметил, что еще час назад изнывая от жары, теперь начинает замерзать. Тобиас с Сидом отвернулись и, прижавшись друг к другу, ворочались, готовясь ко сну. Развернув закатанные брюки и положив под голову по пучку сухой травы, они подползли к баку с водой, щедро отдававшему,

накопленное тепло. Рядом с ними вытянулся Свимми. Под дном транслятора, укутался в рясу Святоша Джо. К нему притиснулся другой арестант, попытавшись, словно одеяло, натянуть на себя клочок плотной ткани сутаны.

Гай встал и, чтобы согреться, размашисто взмахнул руками, пару раз присел, сделал наклоны в стороны.

– Не поможет, – подал голос Тобиас. – Ищи, где есть место среди нас.

Искать, к кому прижаться в поисках тепла, Гаю показалось неловко. Да и спать после такого насыщенного и бурного дня не хотелось. Он пошел к берегу, чтобы впервые в жизни вблизи увидеть такую огромную массу воды. В городе воду давали строго по времени и нормо-должностям. Зачерпнув в ладони, он плеснул в лицо, затем набрал полный рот. Поперхнувшись, Гай закашлялся и бросился вытирать язык остатком рукава. Вода оказалась жгучая, словно кислота, горькая и ужасно соленая.

Хотя и звездная, но непроглядно черная ночь скрыла транслятор, и Гай пошел назад наугад, ориентируясь по оставленному за спиной берегу. Предупреждающе пикнул ошейник, и Гай, испугавшись, тотчас повернул в другую сторону. Где-то рядом кто-то едва слышно переговаривался, и, успокоившись, Гай пошел на голос.

– Тобиас, вы где? – тихо спросил он, прислушавшись к хрустнувшим под ногами камням. – Эту воду нельзя пить. В ней опасно много соли.

– Угу. Дерьмо, а не вода.

Это не был голос Тобиаса, и, остановившись, Гай вгляделся в едва различимые силуэты, появившиеся с разных сторон.

– Он?

– Он самый. А я уж подумал, что этот недоумок ухитрился снять удавку и сбежал.

– Дурень, без активатора удавку не снимешь. Тебе же было сказано, что никуда он не денется.

– С теми доходягами его не оказалось.

По спине пополз холодок, оттого, что Гай узнал пришепетывающий голос Лича и хрипловатое сипение его черного напарника. О них он совсем забыл. Был еще третий, молча обошедший его сзади и отрезавший путь к отступлению.

– Балу, хватай его! – шепнул Крэк, и силуэт за спиной тотчас навалился на плечи.

– Держу! – зловонное дыхание обдало Гаю ухо.

Гай дернулся, двинул локтями, попытался лягнуть, но ноги неожиданно оторвались от земли, и его потащили, волоча голой спиной по камням. Сперва Гай подумал, что его снова будут бить. Но потом он вспомнил слова Тобиаса о каннибалах, и, похолодев, закричал, что было сил:

– Свимми, Тобиас, Сид! Помогите!

Никто не откликнулся, но тут же отреагировал Лич, зажав ему рот:

– Заткнись, а то я сам тебя заткну!

– Дай я выбью ему зубы! – обрадовавшись, отозвался Крэк.

– Нет. Все должно быть натурально. Этот недоумок решил бежать, не поверив в силу удавки! Для отчета полицейским нужен его ошейник. Завтра они будут его искать и найдут в карьере уже синего. А мы будем вне подозрений.

– Точно! – крякнул от удовольствия Крэк. Подхватив руками за ноги, он тащил Гая, пританцовывая и при этом умудрясь доставать ботинком в бок. – Любишь гулять за пределами зоны?! Хотел узнать длину поводка? Сейчас узнаешь!

– Стойте! – Лич остановился на краю насыпи. – А то еще сами свалимся.

Гай извернулся, пытаясь схватить Балу за руку, но его раскачали и швырнули со склона

в карьер. Пролетев пару метров по воздуху, он рухнул на рыхлый известняк, покатившись вниз. Ошейник дал секундную отсрочку, затем потеряв сигнал, впился в шею железной хваткой. Гай хотел еще раз позвать на помощь, но из горла вырвался лишь жалкий хрип. Распластав руки и вогнав пальцы в мягкую пыль, он сумел остановиться, но силы улетучивались с катастрофической быстротой. Тело мгновенно одеревенело, покрывшись миллиардом иголок, и мир погрузился в тягучий студень. Звездное небо почернело, звуки исчезли, остался лишь разрывающий голову звон. Задыхаясь, Гай забился в конвульсиях, пытаясь протолкнуть сквозь сжатое горло хотя бы крошечный глоток воздуха. Но лишенный притока крови мозг уже начал отказывать. Он еще сумел определить спасительное направление на край склона и тут же погрузился в кромешную тьму. Инстинкт самосохранения некоторое время двигал его руками, заставляя лезть вверх, но вскоре сдался и он. Внезапно Гай почувствовал, как тело становится невесомым и парит, словно горячий воздух над раскаленной землей. Боль исчезла, осталась лишь легкость и неимоверное блаженство свободы. Высоко над головой, вместо ночной черноты, он увидел ослепительно яркое голубое небо, но что-то упорно не давало ему оторваться и взлететь в такую желанную бездонную синеву. Он боролся, вырывался, но неподъемный груз висел на ногах, разрывая тело надвое. Гай пытался его сбросить, выскользнуть из цепкой хватки, но тяжесть, словно досудебные оковы, держала, прижимая к раскалившейся докрасна пустыне. Вдруг рядом, расплываясь и кривляясь, появилась голова судьи Добмана. Его справедливость парил, неестественно растянув рот, и неожиданно произнес утробно низким басом:

– Я уже не могу!

И тут же, словно споря сам с собой, он сказал совершенно другим голосом:

– Задержи дыхание!

– Я поднимусь на секунду.

– Нельзя. Он не выдержит.

Гай глядел на гримасничанья судьи и хотел спросить, что он этим намеревается сказать? Но тут же заметил, что не может этого сделать – у него нет ни рта, ни языка. А его справедливость не утихал ни на мгновенье.

– Быстрей, а то мы тоже отсюда не выберемся!

– Осталось еще чуть-чуть!

– Я задыхаюсь!

– Терпи! Здесь уже достает отраженный сигнал.

Теперь тяжесть, кроме ног, появилась и в голове, словно сдавив стальным обручем. Легкость исчезла, боль отозвалась во всем теле, прокатившись горячей волной, выворачивающей наизнанку. Яркий свет пропал, и вновь навалилась чернота. Гай хотел взмолиться, чтобы судья Добман наконец оставил его в покое, но тот неожиданно улетучился, напоследок выкрикнув визгливым голосом:

– Сид, хватай его за руку!

…Откуда-то издалека опустилась ночь, и искрящееся сотнями лучей небо досадно исчезло. Порыв холодного воздуха лизнул по онемевшей щеке, и Гай с трудом разлепил непослушные веки. Над ним, склонившись на коленях, стоял Тобиас. В темноте он видел лишь нечеткий силуэт, но был уверен, что это именно он. Тобиас потрогал его шею, просунув под ошейник палец, и удовлетворенно шепнул:

– Живой.

– Живучий, – согласился Свимми.

Его Гай тоже не видел, но безошибочно узнал голос.

– Это вы? – не расслышав собственных слов, попытался он шевельнуть непослушными губами.

Но к его удивлению, Тобиас, испугавшись, зажал ему рот.

– Тише. Они рядом. Сид, помоги ему подняться. Да не вздумай выдать нас своим кашлем.

– Я терплю, – сдавленно шепнул Сид.

– Спасибо, – не сдержался Гай, на этот раз почувствовав, что может внятно складывать звуки.