Башня на краю света
Шрифт:
Конечно, у нее нашелся лимонад, целых две бутылки, она намазала вареньем два кусочка французской булки и, сидя против него за столом, понемногу вытянула из него кое-что, не так много, но все же теперь можно было объяснить его побег. Его задразнили, уверяя, что Джимми — негритянское имя, а он не выносит насмешек. Что угодно, только не насмешки. Завязалась драка, а драться не разрешают. Воспитатель, который разнимал их, принял сторону другого, потому что тот меньше. Это было несправедливо, и Джимми возмутился.
Рассказ был бессвязный, да к тому же то и дело прерывался отхлебыванием лимонада. А ведь раньше слушать Джимми было одно удовольствие. Он мог говорить
Он доел хлеб с вареньем и собирался приняться за вторую бутылку лимонада, а муж успел спуститься вниз купить газету, когда появилась фрёкен Лунд. Так быстро, как только смогло такси довезти ее из одного конца города в другой. Она была настроена немедленно снова пуститься в путь: такси ждало внизу, а по дороге она посмотрела расписание, если повезет, они успеют на одиннадцатичасовой — пусть только Джимми поспешит расправиться с лимонадом.
— А другого поезда нет? — спросил муж, не поднимая носа от газеты.
Фрёкен Лунд снисходительно улыбнулась, она всегда снисходительно улыбалась своим клиентам и никогда не теряла терпения.
— Конечно, есть, господин Фредериксен, но я не вижу никаких причин ждать. Мы должны положить конец этим безответственным побегам, и лучше всего это сделать, максимально сократив их продолжительность. Счастье еще, что я не успела уехать на уикенд к сестре. Я уже выходила, меня едва сумели перехватить. Ну, Джимми…
Она посмотрела на мужа. Обычно они давали ему в дорогу немного денег — на пару сосисок и бутылку лимонада на пароме или пакетик конфет на вокзале; у мужа, видимо, мелькнула та же мысль, он полез за кошельком, но фрёкен Лунд предостерегающе подняла руку.
— Лучше не надо. Нам предстоит не увеселительная поездка.
— Ну почему же, — сказал муж, у него даже лоб покраснел. — Что тут такого?
— В другой раз, господин Фредериксен.
Она снова улыбнулась, терпеливо, но решительно.
— Ну как, Джимми, идем? Такси ждет.
Джимми, поколебавшись, поднялся и вышел, а она подошла к окну, и ей вдруг почудилось, что всю жизнь посторонние люди, взяв за руку ее сына, выходят через дверь, а она все стоит здесь за занавеской и прислушивается к шагам, спускающимся вниз по лестнице, выжидая, когда хлопнет входная дверь.
Такси стояло немного поодаль на улице, и фрёкен Лунд устремилась к нему решительным, упругим шагом. Казалось, она могла так шагать долго, без устали, не испытывая потребности оглянуться на прощанье.
Машина завернула за угол, и Джимми уже не мог обернуться и помахать ей, а она все стояла у окна. Услышав за спиной сердитое мужнино: «Мерзкая баба. Сволочи они, все эти спасатели, а эта хуже всех!», она испуганно шикнула на него.
Спасатели
Муж не желал иметь с ними дело.
Дункера он избегал, а фрекён Лунд совершенно не мог выносить, и даже наиболее кроткие и мягкие из постоянно менявшихся учителей Джимми, с которыми приходилось общаться, злили его, а некоторых он просто боялся. Директоров и персонал интернатов
Директора были одновременно и разные и похожие друг на друга, как и сами заведения. Они сидели против нее за письменным столом или за столом в гостиной или прогуливались вместе с ней по площадке для игр, одни говорили «вы» и «фру Ларсен», другие называли ее просто по имени, но все разговаривали с ней дружески, сердечно, а она была очень чувствительна к доброму слову. Своими словами они будто похлопывали ее по плечу, и это было приятно, давно уж никто не похлопывал ее по плечу. И приятно было слышать, что Джимми хороший мальчик, добрый и ласковый. В глубине души. Хотя и довольно трудный. Но если у них будет время поработать с ним, он понемножку выправится. Держались они при этом все одинаково, даже внешне чем-то похожие друг на друга, пользовались одними и теми же выражениями и заботливо разъясняли, если видели, что ей что-то непонятно. И все они почти одинаково улыбались, когда разговор подходил к заключительному уверению, что мальчик он в общем хороший, что налицо известный прогресс и они надеются, что все будет совсем хорошо, поскольку они имеют возможность поработать с ним.
Директора были утешительно однообразны. Но однажды она столкнулась с таким, который не походил на других, он начисто разрушил сложившееся у нее представление, и это было так пугающе непонятно, будто она сами же подрывали основы основ.
Он позвонил ей и попросил приехать, хотя Джимми пробыл в интернате всего недели две после очередного пребывания дома, начинавшегося так мирно и обнадеживающе и окончившегося потоком жалоб со всех сторон: из школы, из Детского клуба, из футбольной команды, из отряда бойскаутов и так далее; пришлось вмешаться фрёкен Лунд и увезти его в очередное заведение. Ее встретил невзрачный человечек маленького роста, с редкими волосами, в нем не было привычной для нее бодрой веселости, от него не исходило обволакивающее тепло, он не смеялся, не улыбался, на его столе не стоял поднос с кофейником и печеньем, который она невольно поискала глазами. Он сказал, что ему очень хотелось бы с ней поговорить — а не поболтать и не побеседовать, как выражались другие, — и не предложил ей сигарету, от которой она могла бы отказаться. Он предупредил, что просит его не беспокоить, закрыл дверь своего кабинета и сел против нее за письменный стол. И сразу же приступил к делу, не пускаясь предварительно в разговор о погоде и не расспрашивая, хорошо ли она доехала.
— Как же так, фру Ларсен, — начал он. — Это уже третий или четвертый интернат, куда вы отправляете Джимми, не правда ли?
Она поглядела на него слегка ошарашенно — он ведь должен сам знать, у них же есть на этот счет сведения, и стала про себя торопливо перечислять: в одном он должен был пробыть три месяца, а пробыл шесть, это там, где держали животных и где ее заставили купить ему морскую свинку, потом был другой, куда фрёкен Лунд позаботилась его отправить после того, как он начал красть, это там, где большая часть площадки для игр использовалась под строительство домов.