Башня на краю света
Шрифт:
Она не переставала восхищаться взрослыми, которых она там встречала, их педагогическим искусством и их бесконечным терпением со всеми этими чужими им детьми; она редко слышала, чтобы кого-нибудь из детей ругали, и никогда не видела, чтобы кто-то был наказан, лишь однажды она неудачно приехала как раз в тот момент, когда что-то такое случилось… Когда у Джимми произошел очередной срыв, как ей после объяснили, и пришлось его пресечь. Такие случаи бывают, но со стороны они выглядят куда страшнее, жаль, что она не приехала на полчаса позже.
Это случилось в одном из тех интернатов, где ее заверяли, что она может
Ее взгляд не нашел сына, и она прошла немного дальше по площадке — может, он в одном из наполовину готовых домов, сколачивает стол или скамейку, вот, наверное, доволен: она же помнила, как проворно действовали маленькие руки, даже кончик языка шевелился в уголке рта, когда на рождество муж купил ему игрушечный набор инструментов и разрешил приколотить несколько дощечек на кухонном столе, а здесь у них настоящие молотки, так что он небось…
Дети, не отрываясь от работы, поглядывали на нее, она одобрительно кивала им, молодцы, мол, а сама шла от домика к домику, заглядывая внутрь. Обойдя круг, она остановилась, ожидая, что Джимми вот-вот прибежит откуда-нибудь, волоча пару досок или сломанную оконную раму, как это делали другие дети, без разбору валившие все в кучу, потом забеспокоилась и решила посмотреть в доме — вдруг он заболел и его уложили в постель.
Гостиная была пуста, и не видно было, чтобы кто-нибудь сюда сегодня заходил, и вообще в доме была тишина, только шум с площадки, крики и стук молотков беспрепятственно проникали сквозь распахнутые окна. Где-то наверху, в директорской квартире, лаяла собака, да в отдалении на шоссе слышались автомобильные гудки. И вдруг раздались эти ужасные, противоестественные звуки, врезавшиеся в мирный шум труда. Это был разъяренный детский крик и глухие удары ногой в дверь. Некоторое время крик и удары повторялись, потом вдруг прекратились и послышался грохот, словно кто-то всей тяжестью бросился на запертую дверь, и торопливые шаги и звяканье ключей. А потом громкий взрослый голос, нечленораздельный детский крик, стук захлопнувшейся двери, и опять звяканье ключей… Что-то бессильно рушилось у нее внутри, и она инстинктивно протянула куда-то руки в тщетной попытке схватить, удержать, не дать распасться, и ничего, решительно ничего не могла поделать. Это тепло и дружелюбие и ужасные вопли, возобновлявшиеся с удвоенной силой уже охрипшим голосом, который вот-вот сорвется, как их совместить?
— Боже мой… Ты здесь?
Молоденькая девушка с «хвостиком» и ярко-синими глазами, появившаяся в гостиной, остановилась в замешательстве, потом круто повернулась и исчезла, прежде чем она успела извиниться
— Вот так, — сказала она и несколько раз сглотнула слюну. — Не совсем хорошо получилось. Я надеюсь…
Она прикрыла дверь в коридор и провела рукой по лицу, словно стряхивая что-то неприятное. Потом улыбнулась.
— Не гляди так испуганно. Присядь, сейчас я принесу сигареты. Пусть Джимми немножко успокоится, прежде чем вы с ним встретитесь, он несколько возбужден. Я… Сейчас я принесу сигареты.
Она покорно села на стул, сложив пальто на коленях и прислушиваясь к теперь уже иным звукам, доносившимся из коридора сквозь неплотно прикрытую директрисой дверь. Уговаривающий и успокаивающий взрослый голос: «Умылся бы ты, а то мама увидит…»
Тут появилась директриса, неся поднос с кофе.
— На наше счастье, в кофейнике кое-что осталось, так что мы можем посидеть и спокойненько выпить кофе.
— Конечно, — сказала она, с удивлением глядя, как дрожат руки женщины, отвинчивая крышку термоса, разливая кофе, зажигая сигарету.
— А ты не хочешь закурить?
— Нет, спасибо. Я редко курю.
Директриса села против нее, но тут же снова поднялась.
— Я, пожалуй, закрою окна. Из-за этого шума ничего не слышишь.
— Конечно, — сказала она и не добавила, что не тот шум ее взволновал, а может быть, даже и не осознала этого достаточно отчетливо, а просто ждала, когда директриса сядет наконец на место и расскажет, что же все-таки произошло, толково объяснит, в чем тут дело, чтобы она снова могла с благоговением взирать на все эти заведения. Пусть сделает так, чтобы у нее снова стало спокойно на душе и отзвук того дикого, хриплого крика растаял навсегда.
— Жаль, что ты попала в такой момент. Всего бы на полчаса позже… Понимаешь… Да нет, тебе, конечно, трудно понять.
Директриса покусала губу.
— Может, сливок или сахару?
Она отрицательно качнула головой. Нет, нет, не надо ни сливок, ни сахару. Она всегда старалась поменьше причинять людям хлопот.
Директриса уже выкурила сигарету и закурила новую, а ее руки все никак не хотели успокоиться и дрожали, когда она отодвигала от себя чашку.
— Ты, понятно, потрясена, подобные вещи со стороны всегда выглядят хуже, чем оно есть на самом деле; у тебя могло создаться впечатление, что мы жестоко обращаемся с детьми, и мне очень не хотелось бы, чтобы ты вернулась домой с этой мыслью, потому что на самом деле это вовсе не так, надеюсь, ты мне веришь.
Она, помедлив, кивнула. Естественно, они не позволяют себе жестко обращаться с детьми. Ее взгляд задержался на губах директрисы, и та нервно облизнула их кончиком языка.
— Дело в том, что на площадке для игр произошел конфликт с применением силы, короче говоря драка, и Джимми запустил в другого мальчика молотком. Ты же знаешь Джимми, это ни в коем случае не упрек тебе, но нам обеим хорошо известно, какой он бывает в состоянии аффекта, то есть когда он выйдет из себя. Но ведь другие дети у нас тоже не ангелы, поэтому мы вынуждены иной раз вмешиваться, просто чтобы защитить их друг от друга.