Башня на краю света
Шрифт:
Интернаты
Их было столько, что всех и не припомнишь. Самый первый назывался Детский специнтернат, а последний — Колония для подростков.
Всякий раз, как Джимми попадал в новый интернат и она впервые получала разрешение навестить его, ей приходилось преодолевать все стадии неуверенности и страха, прежде чем она привыкнет к этому заведению и его порядкам, почувствует себя в нем уютно и вновь уверится в том, что все, что делается для Джимми, делается с самыми лучшими намерениями и для его же блага. Всякий раз ей приходилось заново убеждать себя поверить в новое заведение, полюбить его и принять душой то, что поначалу казалось чуждым и странным. Как приходилось примириться с тем, что в каждом интернате свои обычаи и правила внутреннего распорядка.
В самом первом интернате держали животных и
— Пойдите с ним, посмотрите на животных, — сказал директор. — Животные — это самое сильное средство, какое есть в нашем распоряжении. Для нас оно важнее целой библиотеки трудов по психологии. В случае конфликта с кем-нибудь из детей, если ребенок убежит, мы прежде всего ищем его в стойлах и загонах. У каждого из детей свое животное, он ухаживает за ним, и случается, так к нему привяжется, что мы разрешаем ему взять его домой.
Директор улыбался, а она испуганно сжалась, вспомнив, какой скандал подняли жильцы в их подъезде из-за несчастного щенка, который скулил и тявкал, оставаясь один в квартире.
— Мы, естественно, объясняем детям, что пони или козочка — не те животные, которых можно держать в доме, но и в самой маленькой квартире всегда найдется место для клетки с морской свинкой, например. Если бы только люди понимали, как много значит для маленького человечка общение даже с таким вот зверьком, и особенно для детей нашего профиля.
— Идем же, — сказал Джимми и потянул ее за собой, она покорно поплелась за ним, а в голове испуганно металось: что-то скажет муж, если ему предложат поселить в комнате морскую свинку.
Она всегда боялась животных и пришла в ужас, когда Джимми стал кричать и хлопать в ладоши, заставляя пони бегать галопом вдоль загородки. И даже когда лошадки остановились и, с любопытством глядя на них, подошли и просунули головы сквозь загородку, ожидая, что их потреплют по холке, она испуганно вцепилась в Джимми, пытавшегося было подлезть под железную проволоку.
— Мы всегда так делаем, — возмутился он. — Они же ручные!
Козы в соседнем загоне тоже были ручные, они позволили почесать себя между рогами и снисходительно принимали пучки травы, нарванной для них Джимми, но ей стоило большого усилия протянуть руку и осторожно погладить одну из них по косматой шерсти.
— Еще у нас кролики, — сообщил Джимми. — Пойдем, посмотришь на них.
Он снова потянул ее за собой, на этот раз к кроликам, и показал ей своего, маленького, коричневого.
— А он симпатичный, — сказала она, присела на корточки перед клеткой и улыбнулась коричневому зверьку. — Он очень симпатичный, Джимми. Можно его вынуть?
— Лучше погладь его прямо в клетке, — сказал мальчик, поднял крышку и показал, как это делается. — Он очень любит, когда его гладят.
Она кивнула, радуясь, что хоть тут может последовать его примеру, сунула руку в клетку, и кролик укусил ее за палец.
— Обычно он не кусается, — сказал Джимми. — Просто он тебя еще не знает.
— Да, обычно он не кусается, — подтвердил директор, протягивая ей пластырь. Потом он разлил кофе. — Джимми очень доволен, что у него есть свой кролик, так что вы подумайте насчет морской свинки, если у вас нет возможности завести более крупное животное.
Она подумала и, незадолго до возвращения мальчика домой, заговорила об этом с мужем. Но муж сказал: нет, от морских свинок воняет, они похожи на крыс, и что она себе думает, где ее держать, может, в спальне? И все-таки за день до приезда Джимми он принес клетку и поставил под кухонным столом, и от нее воняло, и морская свинка была похожа на крысу. Джимми не проявил особой радости, то ли животные ему уже надоели, то ли уж очень не похожа была свинка на маленького коричневого кролика — во всяком случае, ей самой пришлось заботиться о салате и морковке и менять газету на дне клетки. Свинка поедала салат и морковку, а потом сидела и смотрела на нее своими блестящими черными глазками, но она не могла заставить себя взять зверька из клетки и приласкать — нет, об этом она даже подумать не могла. Свинка все еще сидела в клетке, когда он с упакованным чемоданом снова тронулся в путь. И она продолжала — а куда денешься — заботиться о еде, которую та исправно, с хрустом поглощала, но, когда в одно прекрасное утро
Больше ей не приходилось заводить дома животных для Джимми. Потому что в других интернатах предъявляли другие требования. Или вообще не предъявляли требований. В одном, например, требовали единственно, чтобы она отсиживала воскресную демонстрацию фильмов, раз уж она все равно приехала, и она покорно смотрела бесконечные ленты про Гренландию или про жизнь в канадских лесах, а дети вокруг раскачивались на стульях, шаркали подошвам: и по полу, на них шикали. После чего был ранний воскресный ужин. Дети мгновенно выскребали тарелки, быстрее, чем кончалось отведенное для ужина время, и поднимали дикий шум, стуча по тарелкам вилками и ложками. Дело в том, объяснял ей директор, что сдерживающие и расслабляющие факторы должны чередоваться, дети ведь долго сидят неподвижно и смотрят фильм, после этого им просто необходимо пошуметь, кстати, к процессу принятия пищи не следует относиться слишком серьезно и делать из этого какую-то проблему. Да, но зато в других интернатах делали упор как раз на то, чтобы научить детей умению красиво есть и пользоваться столовыми приборами, чтобы впоследствии они могли достойно вести себя за столом в любом обществе. В таких интернатах приходилось все время следить за собой, как бы не взять нож или вилку не в ту руку.
Такие разные были эти интернаты, столько мелочей характеризовали их нравы и обычаи, будто каждый исповедовал свою веру, будто реяла над главным входом невидимая хоругвь. И это сказывалось во всем, вплоть до деревянных башмаков, сандалий или добропорядочных коричневых шнурованных ботинок на ногах у персонала.
Были интернаты, где она могла просто ходить и смотреть, как дети играют, развлекаются, занимаются своим делом, и никто не обращал на нее особого внимания. А в других она брала Джимми и надолго уходила с ним гулять: он был тогда еще маленький и любил такие прогулки, и временами ей казалось, что они просто поехали вдвоем на электричке в лес погулять, а потом вернутся домой и станут рассказывать, что они повидали, а муж, потягивая пиво, будет добродушно выслушивать их рассказ о поездке, которая теперь, когда она уже позади, и они снова дома, и вокруг все такое знакомое, привычное, представляется еще более увлекательной. Были интернаты, где во время так называемого посещения она сидела в кабинете директора, у письменного стола, на котором вскоре появлялся поднос с кофейником-термосом и двумя чашками, пила кофе и изо всех сил старалась понять, что же такое ей рассказывают про Джимми, и все-таки не могла до конца уразуметь, потому что «известный прогресс» и «относительно успешная адаптация» вовсе не означали, что он вскоре вернется домой, но часто служили лишь вступлением к долгим и обстоятельным разъяснениям, и лишь какая-то вскользь брошенная фраза, которой можно было бы и не заметить, не будь ее внимание так напряжено, позволяла угадать, что не все с ним ладно. Были также заведения со специально установленными родительскими днями, там она старалась не опозориться на консультациях, когда другие родители, свободно владеющие принятым в данном заведении языком, задавали воспитателям вопросы.
Были интернаты, где, как она ни старалась настроиться в лад, у нее всегда влажнели ладони и на кофточке под мышками полумесяцами расплывались темные пятна пота, и были другие, куда она приезжала с радостью и где с первой минуты дружелюбие овевало ее, словно теплым ветерком. Но несмотря на все различия, было нечто такое, что неизбежно объединяло, роднило все эти заведения. Всюду те же выкрашенные клеевой краской, слегка поцарапанные и запачканные стены, те же полосатые хлопчатобумажные занавески на окнах, тот же аквариум с разноцветными рыбками, тот же серый линолеум или пластик на полу. Тот же смешанный запах детского тела и еды, моющих средств и обмоченных простынь и то же тягостное впечатление стада человеческих детенышей. Слишком много маленьких человечков, собранных в одном помещении вокруг нескольких столов или на площадке для игр, где те, кто хочет, чтобы их услышали, вынуждены кричать, а другие молчат, плотно сжав губы. Где одни, мельком скользнув по ней взглядом, тут же о ней забывают, зато у других такие глаза, что кажется, они прямо липнут к ней, тянутся даже сквозь запертые двери и захлопнувшиеся ворота.