Башня преступления
Шрифт:
И Пистолет задумался, прикидывая, как же ему туда проникнуть. Воображение Клампена лихорадочно заработало.
От размышлений Пистолета отвлекло появление на сцене нового персонажа, который, выйдя из зала, медленно направился к тележке.
Сперва Пистолет решил:
«Это Лейтенант!»
Но по мере того, как человек приближался, в душе Пистолета закрадывались сомнения:
«Если это Лейтенант, то он здорово изменился».
Когда тот, переступив порог кабака, вышел на яркий свет, Пистолету стало ясно:
«Это не Лейтенант».
Это был старик, довольно высокий, но согбенный, дряхлый, с трудом передвигающий ноги. Он был в зеленых очках и того же цвета козырьке.
Очки и козырек могли, конечно, оказаться обычной маскировкой, но так подражать старческой немощи было крайне трудно.
Преодолев две ступеньки, старик приблизился к тележке и принялся ощупывать салат.
Этот человек стоял теперь слишком близко, и Пистолет уже не мог его видеть.
Зато он прекрасно слышал, как старик окликнул входящую в кабаре женщину:
– Здравствуйте, мадам Маюзе, что-то вы сегодня припозднились.
Это не был голос Лейтенанта!
У мадам Маюзе был несчастный и жалкий вид пьющей женщины. Пьющие женщины встречаются у нас довольно редко – так, по крайней мере, принято считать.
Пьющая женщина – не просто пьяница женского рода. Это особое существо, унылое, одинокое, мрачное.
При виде мадам Маюзе Пистолета осенило. Он вспомнил, что за те несколько минут, что он провел здесь, в заведение уже проскользнули две или три женщины, на облике которых лежала отвратительная и удручающая печать упомянутого порока.
Бывшему сыщику сразу стало ясно, что происходит в тускло освещенном подвальчике. Клампен сказал себе:
– Это заведение для женщин.
Старик все торговался с Клементиной за пучок лука. Этот слабый и надтреснутый голос не мог принадлежать сильному и здоровому мужчине, каким был Куатье по прозвищу Лейтенант.
IV
В ПИТЕЙНОМ ЗАВЕДЕНИИ
В предместьях Парижа слово «нализаться» означает «выпить крепко и с удовольствием». Прежде всего это относится к женщинам. Парижские рабочие говорят так о тех, кто недостаточно разбавляет вино. В качестве эвфемизма это слово относится к тем, кто был замечен уж слишком навеселе.
Принято считать, что такой позор, как женское пьянство, обошел Париж стороной. Не хочется спорить со столь обнадеживающим утверждением.
Тем не менее я знаю в Париже несколько кабачков для женщин, хозяева которых процветают.
Мода на абсент послужила толчком для распространения этих ужасных заведений.
Совсем недавно, до того, как улица Ремпар была снесена при расширении Французского Театра, на этой самой улице находилось питейное заведение, содержатель которого легко мог разбогатеть за четыре года – не хуже, чем владелец табачной лавки на улице Сиветт.
Смею вас заверить: взорам тех, кто туда попадал, открывалась любопытная, но удручающая картина.
Мрачные, ежедневно нуждающиеся в вине женщины за десять минут выпивали свою норму, так и не произнеся ни слова.
У женщин эта страсть почти всегда окрашена безумием, а порой напоминает манию самоубийства.
Не могу сказать, относился ли Пистолет философски к этому пороку, ставшему бичом Лондона и постепенно завоевывающему Париж, но три или четыре женщины, проскользнувшие в питейное заведение Жозефа Муане, привлекли внимание бывшего шпиона.
Он знал Париж как свои пять пальцев. Эти женщины были отмечены одинаковой печатью печали и деградации: особая печаль, деградация особого рода.
Старик еще не закончил торговаться, а в голове у Пистолета уже созрел план.
Мало видеть это немое и черное здание снаружи, любой ценой необходимо проникнуть внутрь.
Старик упорно торговался. Сгорая от нетерпения, Пистолет проклинал в душе несговорчивого покупателя. Внезапно дребезжащий старческий голос, наполнившись гневом, окреп.
– Слушай, толстуха, – обратился дед в зеленых очках к торговке, – тут женщины пошикарнее тебя посещают мое заведение.
– Чего? – возмутилась бравая Клементина. – Может, мне, старый Родриго, полицейского позвать, чтобы он пошарил в твоем вонючем кабаке? Где ты прячешь сына тех господ? Где юноша, которого ты украл у родителей? Если ты не уберешься отсюда, я такое сейчас здесь устрою! Похититель детей! Мерзавец! Изверг! Вампир!
Торговка с силой оттолкнула старика. Отшатнувшись, тот оказался как раз напротив отверстий, просверленных в стенке тележки.
Зеленый козырек слегка сбился в сторону, и Пистолет смог увидеть лицо человека в очках.
От удивления Пистолет так подскочил, что овощи подпрыгнули, словно началось землетрясение.
Громко захохотав, Клементина взялась за тележку со словами:
– Старый негодяй! Ты о нас еще услышишь… Большой пучок за два су!
Вне себя от изумления старик пятился к двери кабачка. Как только тележка свернула за угол, Пистолет приказал:
– Домой! Скорее! Очень срочное дело!
– Скажите, месье Клампен, это и есть тот злодей? – спросила Клементина, добравшись до кладовки.
– Ангел мой, – ответил Пистолет, выбираясь из-под циновки, – как же мне было плохо в вашей тачке! У меня все тело свело судорогой! Это смелое, но рискованное предприятие. А вы чуть было не испортили все своей болтовней, – упрекнул он Клементину.
– Он что, размечтался, что я буду таскаться в его шалман?! – кипела возмущенная торговка. – Да я выпиваю только в компании и только по случаю! Эти дамочки – настоящие чудовища! Ах, мерзавец! – не унималась Клементина.
– Поднимемся наверх, сокровище мое! – прервал ее Пистолет. – У нас еще много дел.