Башня Волверден
Шрифт:
— Что открывало старый, откроет и новый, — проворчала она, с ухмылкой оглядываясь по сторонам.
Мейзи вздрогнула: никто из Мертвых не внушал ей такого страха, как старая ведьма; однако девушка проследовала дальше, в помещение звонарей, расположенное в основании башни.
В углу обнаружилась лестница, уводящая вверх. Жрец двинулся по ступеням, размеренным речитативом повторяя мистический рефрен, но смысл рунических строк девушкой уже не воспринимался. Едва Мейзи оказалась на свежем воздухе, Наречие Мертвых стало для нее не более чем невнятицей смешанных ароматов и отзвуков: словно летний ветер, вздыхающий в знойных и смолистых сосновых лесах. Но Иоланта и Гедда, дабы ободрить подругу, продолжали говорить с нею на языке живых. И Мейзи поняла: будучи привидениями, они не утратили связи с верхним пределом и с миром смертных.
Девы манили ее вверх по лестнице, ласковые руки увлекали ее вперед.
Мейзи безропотно следовала за ними, словно доверчивое дитя. Витая лестница уводила все выше и выше, в проеме царила полутьма, но в башне разливался сверхъестественный свет, источником коего стали тела или души обитателей. Верховный Жрец шествовал во главе процессии, по-прежнему распевая мистическую литанию; колдовской перезвон колоколов разливался в воздухе, вторя напеву. Эти парящие аккорды — порождение мира реального или потустороннего? Процессия миновала колокольню: ни один металлический язык не колыхнулся; но обода массивных колоколов вибрировали и отзывались на призрачную симфонию эхом созвучной музыки. А шествие двигалось все дальше, поднималось все выше и выше, пока не достигло приставной лестницы: только по ней возможно было подняться на последний ярус. Паутина и пыль уже затянули ступени. И снова Мейзи оробела. Наверху царила тьма, а лучезарный туман понемногу рассеивался.
Подруги по-прежнему с ласковой настойчивостью удерживали Мейзи за руки.
— Я не могу! — воскликнула девушка, отпрянув от головокружительной, крутой лестницы. — О, Иоланта, я не могу!
— Можешь, дорогая, можешь, — шепнула Иоланта участливо. — Конечно, можешь! Тут всего десять ступеней, а я буду крепко держать тебя за руку. Забудь о страхе и поднимись!
Нежный голос, прозвучавший музыкой небесных сфер, придал девушке решимости. Мейзи не ведала, зачем уступает или, скорее, соглашается; и, однако же, она согласилась словно во власти неодолимых чар. Неверной поступью, едва сознавая, что делает, Мейзи взошла на лестницу и поднялась вверх на четыре ступени.
Затем она обернулась и снова взглянула вниз. Ее испуганному взгляду предстало морщинистое лицо старой Бесси. Охваченная ужасом, девушка снова отпрянула назад.
— Я не смогу этого сделать, если старуха поднимется вместе с нами! — закричала она. — Тебя я не боюсь, дорогая, — Мейзи сжала руку подруги, — но эта… она слишком страшна!
Гедда оглянулась и предостерегающе подняла палец.
— Пусть женщина останется внизу, — приказала она, — в старухе слишком много от греховного мира. Не след пугать добровольную жертву.
К тому времени призрачные пальцы Верховного Жреца уже сладили с опускной дверью, открывающей вход на верхний ярус.
В проем проник лунный луч. А с ним ветерок. И снова Мейзи ощутила воскрешающее, бодрящее воздействие свежего воздуха. Ночная прохлада оживила ее: собравшись с силами, девушка вскарабкалась вверх по лестнице, протиснулась в проем и оказалась на открытой площадке.
Луна еще не зашла. На снегу переливался и мерцал таинственный зеленоватый отблеск. В этом смутном свете взгляд различал смутные очертания холмов, одетых невесомой белой мантией — на мили и мили вокруг простирались они, застывшие в гордом безмолвии. Гряда за грядой переливались серебряным светом.
Речитатив смолк; Верховный Жрец и его прислужники смешивали в деревянной чаше или потире странные травы. В воздухе разливалось благоухание мирры и кардамона. Люди в леопардовых шкурах запалили тлеющие палочки нарда.
Затем Иоланта снова вывела послушницу вперед и поставила ее у нового белого парапета. Каменные изваяния дев улыбались ей из ниш.
— Ей должно глядеть на восток, — объявила Гедда властно; и Иоланта развернула девушку лицом к восходящему солнцу. Затем губы ее приоткрылись, и она торжественно заговорила:
— С вершины заново отстроенной башни ты бросишься вниз, — молвила, или, скорее, нараспев произнесла она, — дабы служить роду человеческому и силам мира, как дух-хранитель, оберегающий от грома и молнии.
Признанная девственницей, чистой и непорочной в деяниях, и речах, и помыслах, дочь королей из древнего рода — кимрская дева из кимрского племени, ты достойна этой миссии и этой чести. Радей о том, чтобы гроза и молния вовеки не коснулись сей башни, так же, как Та, что ниже тебя, хранит башню от землетрясения и разрушения, а Та, что посреди, оберегает от бури и битвы. Такова твоя миссия. Исполни ее, как подобает.
Иоланта завладела обеими руками девушки.
— Мэри Льюэллин, — объявила она, — о добровольная жертва, взойди на стену!
Не ведая, почему, однако почти не испытывая робости, Мейзи при помощи деревянной скамеечки послушно поднялась на парапет восточной стены. В развевающемся белом платье, простирая руки, с распущенными по плечам волосами, она застыла на миг, словно готовясь расправить незримые крылья и воспарить в воздух, словно стриж или ласточка.
— Мэри Льюэллин, — снова заговорила Иоланта, голосом еще более проникновенным, с невыразимой серьезностью, — бросайся вниз, о добровольная жертва, на благо роду людскому, дабы уберечь башню от грозы и молнии.
Мейзи шире раскинула руки и подалась вперед, готовясь броситься вниз, с края парапета на плиты занесенного снегом кладбища.
Еще миг — и жертвоприношение свершилось бы. Но не успела девушка шагнуть вперед, как сзади на плечо ее легла рука и удержала на месте.
Даже в состоянии нервного возбуждения Мейзи тотчас же осознала, что рука эта принадлежит живому, вполне реальному человеку, а вовсе не призраку и не духу-хранителю. Эта кисть казалась куда тяжелее, нежели невесомая ладонь Гедды или Иоланты: она отягощала, пригибала к земле.
Отчаянным усилием девушка попыталась высвободиться и исполнить задуманное — принести себя в жертву ради сохранности башни.
Но рука оказалась слишком сильной. Девушке не удалось ее стряхнуть.
Пальцы стиснули ее плечо и не отпустили.
Мейзи покорилась и, пошатнувшись, задыхаясь, рухнула назад, на площадку башни.
В то же мгновение неописуемый ужас и смятение охватили сонм духов.
Нездешний, беззвучный вопль зазвенел над призрачной толпою. Мейзи слышала его, словно сквозь сон — крик неясный и удаленный, тонкий, словно писк летучей мыши; почти неразличимый для слуха, однако воспринимаемый сознанием или, по крайней мере, внутренним чутьем.