Башня ярости. Книга 2. Всходы ветра
Шрифт:
Если Тропа над обрывом не сказка, то Фэрриэнн будет лишь краткой передышкой на их пути не поймешь куда. Этот мир пронизан той же магией, что и Черное Кольцо, но того, кто его создал, здесь не видели веками. Если верить чьей-то памяти, оживавшей в Норгэреле, Ангес любил странствовать. Вряд ли трое эльфов смогут угнаться за богом, но не ждать же у моря, когда оно высохнет! Умильное ворчанье свидетельствовало, что лльяма полностью согласна со своим хозяином. Это, подружка, очень мило с твоей стороны, но ведешь ты себя неприлично. Нельзя же быть такой
Нэо напустил на себя строгий вид, огневушка тотчас отползла в сторону, и эльф рассмеялся, правда, не слишком весело. Ему было жаль конда. Фэрриэннские похождения начинались смешно, но «Черные лилии» росли из земли, в которую впиталось немало крови. Может, Арцей не так уж и не прав, полагая, что смертных нужно хорошо кормить и держать в строгости? Лучше тысяча паладинов, вещающих от имени Света и творящих суд, чем войны, в которых сильный пожирает слабого, чтобы в свою очередь быть сожранным кем-то еще.
Лльяма подскочила и зарычала, Рамиэрль уже научился разбираться в издаваемых его приятельницей звуках и понял, что к нему пришла женщина, причем не Онка и не Зайа. Этих двух Волчонка терпела, но остальных, будь ее воля, испепелила б на месте. Рамиэрль распахнул дверь. Так и есть, Шабба. В доспехах. Жаль, до такого не додумались хаонгские работорговцы, продающие атэвским вельможам краденых красавиц. Одень они пленниц в платья из кожи и железных колец, их выручка подскочила б до небес, но Нэо Рамиэрль не был атэвским принцем и вид Шаббы вызвал у него единственное желание – захлопнуть дверь, оставив воительницу по ту сторону.
– Черные Лилии оплакивают предательство той, что была их подругой, – томно протянула дева, – и просят своих гостей осушить прощальную чашу.
Спасение пришло со стороны Таэтана, пришедшего по поручению конда. Вайард собирался на оплакивание и хотел видеть рядом с собой гостей. Что ж, рядом с ним никакая Шабба не страшна. Нэо поблагодарил за приглашение, а Волчонка торжествующе тявкнула на разочарованную Лилию.
– Как есть дура, – заметил Таэтан, когда они отошли достаточно далеко. – И злая к тому же. Мы боялись, что Тамарин на ней женится. Вообще-то, как союзник – ее отец выгодней, но иметь такую кондессу...
– ...то же, что проиграть три войны, – подсказал Роман, вспоминая Агнесу и Ольвию. – А куда мы идем?
Оказалось, жениться на Деве Тьмы – дело непростое. Мало того, что ее надо похитить, нужно умилостивить заявившихся за ней подруг и уговорить их освободить ее от клятвы. Уходя в лес пугать ежей, девы клялись служить Тьме до самой смерти, отказываясь от семьи, любви и всего того, что нужно человеку, чтобы быть человеком. Нэо хмыкнул, но вовремя вспомнил про арцийские посты и луцианскую манеру непременно вставать с восходом солнца, как бы ни хотелось спать. Похоже, во всех мирах находятся дураки, полагающие, что если они не станут есть, спать, любить и радоваться жизни, то угодят высшим силам.
Почему богам должно быть хорошо, когда кому-то из-за них плохо, Рамиэрль не понимал. Он подозревал, что Ангесу подобные жертвы без надобности, но Лилиям, видимо, хотелось нарушить побольше запретов. Прежде чем выйти замуж, Дева Тьмы должна была пасть от руки подруги и быть по всем правилам отправлена в мир иной. Жених же приводил в дом найденную в лесу Девицу, утратившую память, которой давали новое имя. Нечто подобное Рамиэрль видел в сурианских деревнях. Там невесту, которую выдавали замуж в соседнюю деревню, «съедал» речной кокодрил, а «найденные» на берегу бусины и какие-то косточки торжественно предавали земле, дабы обмануть местных божков.
Эльф поделился своими воспоминаниями с Таэтаном, вызвав у воина неуместный приступ хохота. Они еще смеялись, когда догнали конда и его носильщиков. Роман был бы плохим целителем, если б не понял, что Вайард чувствует себя хуже некуда. Он держался – еще бы, свадьба единственного брата и наследника, но воля волей, а боль болью. По тому, как с лица Таэтана сбежала улыбка, эльф понял, что воин тоже обо всем догадался.
Вайард, приветствуя гостя, улыбнулся, протягивая руку, и Нэо не выдержал, хоть и знал, что в Легонне лечат только травами и каменными солями, которые привозят с юга. Сила Ангеса не давалась ни людям, ни Аддари с Норгэрелем, но Роман мог черпать ее полными пригоршнями, что и сделал, коснувшись отечной бледной руки.
– Мой конд, посмотрите мне в глаза.
Калека в стальном обруче на темно-русых волосах с удивлением поднял взгляд. Круг замкнулся. Рука в руке. Глаза в глаза. Он пытался таким образом лечить Норгэреля, но болезнь родича была рождена магией, конд же пострадал от простого железа. Такую боль в Арции глушит любой медикус, другое дело, что ненадолго. К ночи Вайарду станет хуже, но церемонию он выдержит.
– Что ты сделал? – прошептал конд.
– Снял боль, – признался Нэо, – к сожалению, не навсегда.
– Спасибо, – Вайард улыбнулся, – но не делай этого больше, ведь ты уйдешь, а я останусь.
Да, об этом он не подумал. Не случайно фэрриэннец напомнил ему Стефана. Другой владыка постарался б удержать чудо-лекаря при себе хоть золотом, хоть женщинами, хоть цепями, а Вайард не хочет отвыкать от боли, потому что, когда уйдет гость, она вернется.
– Не буду.
– Но этот вечер будет моим, – повелитель Легонны тронул эльфа за плечо, – мне жаль, что ты у нас не задержишься. Не потому, что ты можешь помочь, а потому, что я хотел бы иметь тебя рядом. И твоих спутников тоже.
– Если б я покинул свой мир оттого, что мне наскучил покой, я бы остался, но у нас идет война.
– У нас тоже, – улыбнулся Вайард. – Но мы прежде всего должны своему дому и своему миру... Что ж, попробуем повеселиться хотя бы сегодня. Когда бедную невесту «убьют» и «похоронят», в большом дворце начнется вечер Встречи. Это красивый обычай, особенно если жених и невеста любят друг друга, а мой брат и эта глупышка любят.