Башня ярости. Книга 2. Всходы ветра
Шрифт:
Золото цветов, поцелуи в мертвые губы...
– Лупе! Вспомни! Вспомни Шандера! Вспомни Луи! Я приказываю тебе! А эори Эаритэ а Омме! А элое Эстель Оскора! Меймоэ! Лэопина! Меймоэ аельти!
Худенькое личико исказила боль, Хозяйка Тахены с жалобным криком упала в покрывшиеся инеем травы. Не отпусти я ее, она б умерла. Лупе добровольно связала свою память со смертью, потому что, помня, не могла жить. Великие Братья, неужели и для меня память станет такой же пыткой?! Но я ее не отдам, лучше ходить с ножом в сердце, чем улыбаться цветам, выросшим из мертвых глаз!
Я оставила
Кэриун молча смотрел в землю, ему было не по себе, мне – тоже, но дело следовало довести до конца. Тахена послушно держит пленника между жизнью и смертью, нужно его найти и вывести на твердую землю. Одного из многих, которому повезло, ведь он попался тогда, когда меня занесло в здешние края. Я уйду, и Хозяйка возьмется за свое...
Место для своей обители святые братья выбрали прелестное. Светлый буковый лес, зеленый луг, озеро, из которого вытекала то ли небольшая речка, то ли полноводный ручей, все это нежно шептало о великой благодати, ниспосланной небом, да и сам сложенный из светлого камня монастырь, строгий и соразмерный, как нельзя лучше дополнял живую красоту этих мест. Тут и впрямь хотелось благодарить Триединого за то, что он создал всю эту красоту. К несчастью, Базиль Гризье был слишком циничен для того, чтобы благодарить бога за цветущие ромашки и хорошую погоду, ведь кроме ромашек господь насадил в своем саду цикуты и болиголов, а на смену солнечному лету обязательно придет дождливая осень. Базиль был далек от того, чтобы роптать на небеса за зимние холода и человеческую подлость, но благодарить их он тоже не благодарил. Осадив коня, арциец повернулся к худому, вежливому нобилю, состоявшему в должности младшего секретаря при особе регентши.
– Виконт, почему вы не хотите идти со мной?
– В моем присутствии герцог Ролан может ощущать себя скованно, – резонно заметил секретарь, – сигнора графиня пожелала, чтобы с монсигнором говорил непредвзятый человек, причем наедине.
– Вы могли бы, пока суть да дело, перекусить и отдохнуть.
– Нам приказано не переступать порог обители. Мы будем ждать сигнора на постоялом дворе в деревне, через которую проезжали утром.
– Ждите, – пожал плечами Гризье, направляя коня к воротам.
Младший сын Элеоноры Вилльо с детства не терпел клириков и в бытность свою сыном королевы как мог отлынивал даже от обязательных для члена августейшей фамилии служб. После падения Вилльо и воцарения Александра граф Мо хорошо, если был в иглециях раз шесть, да и то с матерью.
Надо было уезжать в Ифрану, чтоб в итоге оказаться в монастыре, да еще и антонианском! Базиль еще раз пожал плечами (за эту привычку ему немало доставалось от родичей) и постучал в аккуратную калитку, украшенную изображением Посоха. В решетчатом окошечке тотчас возникла благостная физиономия, осведомившаяся, откуда приехал дорогой брат. Гризье едва удержался от того, чтобы сообщить привратнику,
Страж ворот оказался воистину божьим человеком, так как поверил гостю на слово. Ворота открылись, и Бретер, благочестиво помахивая хвостом, вступил в обитель. Благодать царила не только снаружи аббатства, но и внутри. Все прямо-таки дышало миром и набожностью. К Базилю вышел молодой послушник и проводил к благообразному седому настоятелю. Настоятель извиняющимся голосом попросил у Базиля письмо Его Величества, удостоверился в его подлинности и самолично проводил арцийца в монастырский сад.
– Наш гость сейчас придет. Вы можете беседовать сколь угодно долго. Здесь вам никто не помешает, – ласково улыбнулся клирик и был прав: среди залитых солнцем низких кустов, усыпанных созревающими ягодами, могла укрыться разве что кошка.
Брат Антуанетты появился спустя десятинку или полторы. Худощавый молодой человек чем-то походил на Мориса. Темные глаза смотрели настороженно и печально, но больным Ролан не казался, скорей испуганным.
– Мне передали, что со мной хочет говорить посол Арции. Зачем я вам?
– Ваша сестра просила передать вам послание.
– Сестра?
– Разумеется, – улыбнулся Базиль, – сестра хочет знать о здоровье брата, что может быть естественней?
– Я здоров, – тихо сказал герцог.
– Я рад.
– Вы меня не поняли. Я совсем здоров. Я всегда был здоров, и я никогда не хотел здесь жить. Я ненавижу это место, этих лжецов в рясах!
– Но обитель кажется такой уютной и мирной.
– Именно, что кажется! Она и должна казаться. Прошлый раз меня навещал эллский посол, и ему это гадючье гнездо тоже показалось голубиным. Я здоров, сигнор Базиль. Я не сумасшедший и не припадочный! Они мне дают яд, это да. Когда нужно, чтобы я при свидетелях свалился на землю в конвульсиях. Потом они прибегают и начинают блеять про приступ, про то, что меня взволновало чужое лицо...
У нас очень мало времени, сигнор. Десятинку или две они подождут ваших криков о помощи, потом придут проверить, чем мы заняты и почему я на ногах, если должен биться в припадке.
– Откуда вы это знаете?
– Утром в моей келье трогали кувшин. Прошлый раз было так же, я догадался и стал ставить его на маленькую царапину на столе. Совсем незаметную, но я теперь знаю, когда туда что-то подсыпают...
– Ваш рассказ, герцог, весьма поучителен. Итак, вас решили опоить.
– Да, ягоды бувиалиса...
– Я что-то о них слышал.
– Если выпить их настой, а потом оказаться на солнце, да еще в зарослях цветущей масляники, у человека начнется приступ падучей болезни. Даже медикус не отличит истинно больного от отравленного. Три раза сюда приезжали послы иноземных держав. И три раза они видели готового вцепиться в глотку добрым клирикам эпилептика. Жоселин меня не выпустит, сигнор Гризье.
– Странные вещи вы говорите. Вы мне верите, но почему? Откуда вы знаете, что я это я? А даже будь я тем, за кого себя выдаю. Арция и Ифрана сейчас союзники.