Башня ярости. Книга 2. Всходы ветра
Шрифт:
Мне стоило большого труда удержать известного вам Хайнца от похода в Таяну, так как достойный племянник великого дяди полагает, что его место рядом с его королем, и весьма ревниво и неодобрительно относится к вашим новым друзьям. Рорик Ра-Гвар счел уместным подтвердить баронство Хайнца, но наш добрый дарниец останется безутешен, пока не обретет возможность исполнять приказы Его Величества Александра Тагэре или, на худой конец, командора Трюэля. В этом он не одинок, мы уже собрали неплохую армию, которая утроится при известии, что законный король жив и намерен вернуть свой трон.
Эстре,
Думаю, Жоселин сама не рада, что развязала войну, но отступать уже поздно. Оргондская зима славится своей мягкостью, и отдыхать ифранцам и дарнийским наемникам не придется.
Перечислив хорошие новости, перехожу к средним и плохим. Начну с того, что Церковь Единая и Единственная, за исключением Жоржа Мальвани и вечно молчащего Предстоятеля антонианцев, на стороне Тартю. Его права признаны законными и неоспоримыми, о чем существует булла Его Святейшества, оглашенная в каждом иглеции. Акт Генеральных Штатов о престолонаследии, в котором преемником Филиппа Четвертого назван его брат, изъят и уничтожен, а хранение его копий приравнено к государственной измене.
К счастью, благодаря предусмотрительности покойного Обена Трюэля, сей документ существовал в трех экземплярах, к каждому из которых прилагались свидетельства отца Поля и заверенные копии представленных им доказательств незаконности брака Филиппа Тагэре и Элеоноры Гризье. Один экземпляр акта находится в тайнике в доме Обена Трюэля, другой – у Жоржа Мальвани, который до недавнего времени сам не знал, что хранит (Обен просил вскрыть присланный кардиналу пакет лишь в чрезвычайных обстоятельствах). Таким образом, мы располагаем доказательствами, с которыми вынуждена будет считаться и Церковь, но, разумеется, не раньше, чем законный король заявит о своих правах.
Теперь пара слов об узурпаторе. Пьер Тартю труслив и напрочь лишен воинских талантов, Мо ум у него государственный, хоть он и из тех государей, что думают не о котлах своих подданных, а о собственной мошне.
Судите сами. Арцийский король портит арцийские же ауры и арги, уменьшая содержание золота и серебра и обрезая края монет. Правда, он взялся чеканить собственные золотые монеты с циалианским оленем на реверсе и своим портретом на аверсе, но цену за них назначил вовсе несуразную – 1 пек 42 серебряных денег...
42
Пек – единица веса, сопоставимая с английским фунтом.
– Пек? – поднял бровь Гардани. – Ваш крысенок изрядно обнаглел.
– Похоже, – кивнул Александр, – брат и Обен в Гробах переворачиваются.
– Меня больше олень на реверсе волнует, – перебил таянец, – где олень, там зло.
– Вряд ли у ног Циалы лежит ТОТ олень, – Александр машинально накрутил на палец темную прядь.
– Если у кого-то выросли рога, он будет бодаться, – хмыкнул Гардани, – нам придется иметь дело не только с армией, но и с орденской магией.
– Возможно, – кивнул Сандер. – Читаем дальше?
Вместо ответа Гардани придвинул поближе шандал.
"Тартю оказался изрядным шутником, он завел милую привычку отдавать вельможам и общинам заведомо невыполнимые приказы. На не справившихся с королевским заданием налагается огромный штраф. Правда, ублюдок редко требует выплатить всю сумму, предпочитая тянуть понемногу, держа должников в страхе, что в один прекрасный день их обдерут до нитки во славу короля. Воистину, Пьеру Тартю следовало родиться сыном Паука, ибо он его превзошел. Стэнье Рогге и барон Эж протащили через Генеральные Штаты закон, под страхом штрафа в сотню пеков серебром и конфискации самой ссуды запрещающий давать деньги в рост.
Единственным законным ростовщиком в Арции остался король, причем в расписке проставляют не реально одолженную сумму, а вместе с процентами за оговоренный срок.
В средней Арции конфискованы все земли, до которых смогла дотянуться кошачья лапа, причем две пятых отобранного Пьер предусмотрительно отдает Церкви и циалианскому ордену. Достается не только нобилям, но и крестьянам. Приняты законы, запрещающие сельским жителям перебираться в города, и, говорят, весной им вообще запретят менять место жительства. В деревнях короля уже прозвали «Пьер-нечистый».
Я понимаю, что утомил вас, расписывая изобретения сына Орельена Тартю, но за прошедший год он успел немало. Например, завел манеру выказывать дворянам и богатым горожанам свою немилость, от которой можно откупиться. Недогадливым грозит тюрьма, затем родичам жертвы через третьи руки дают понять, что узника можно выкупить и даже денег платить не надо – достаточно подписать долговое обязательство. Но и это не все! Если Его Величество приходит к выводу, что продешевил, он собственноручно подправляет расписки – то проценты увеличит, то сумму долга.
– Этой дряни мало свернуть шею, – таянец оттолкнул от себя пустой кубок с таким отвращением, словно в нем сидел Пьер Тартю, – но те, кто под него лег, еще хуже. Я еще понимаю – волка бояться или медведя, но крысы?! С ума твои арцийцы посходили, что ли? У нас бы такой «король» уже вверх ногами болтался или в Рысьве плавал. – Гардани замолчал, и стало слышно, как за стеной догуливают самые стойкие.
– Анджей, – невесело улыбнулся Александр, – в том-то и дело, что вы не мы. Ваши горы и болота к вам словно что-то не пускают. Вы – свободны, а мы с рождения бьемся в какой-то паутине... Липкой, невидимой, ядовитой... Пьер Тартю – именно тот король, который Арции нужен, а вот я в своей стране оказался чужаком. Здесь, у вас, я – дома, а что-то будет в Мунте... Проклятый! Я всегда осуждал Рауля, который привел с собой иноземцев, а сам...