Башня Зеленого Ангела
Шрифт:
— Я убила его, Саймон, — сказала она внезапно. — Я прошла такой долгий путь, чтобы поговорить с ним, чтобы попытаться дать ему знать, что понимаю… и вместо этого убила его. — В голосе ее звучала опустошенность. — Убила его.
Саймон лихорадочно думал, что сказать.
— Ты спасла нас всех, Мириамель.
— Он был хороший человек, Саймон. Резкий и вспыльчивый, может быть, но он был… до того, как моя мать… — Она быстро заморгала. — Мой родной отец!
— У тебя не было выбора. — Саймону невыносимо было видеть, как ей больно. — Ты ничего другого не могла сделать, Мири. Ты спасала нас.
— Он
Ветер становился сильнее, вздыхая в густой траве.
— А милый дядя Джошуа! — Она говорила тише, но все так же настойчиво. — Ушел, как и все остальные. Вся моя семья ушла. И бедный, измученный Камарис. Ах, Боже, что это за мир!
Плечи ее вздрагивали. Саймон протянул руку и неловко сжал ее ладонь. Она не попыталась отнять ее, хотя Саймон был уверен, что она сделает это. Некоторое время они сидели в полной тишине, если не считать треска огня.
И Кадрах тоже, — пробормотала она наконец. — О Милостивая Элисия, в каком-то смысле это хуже всего! Он хотел только умереть, но ждал меня… нас. Он остался, несмотря на все, что случилось, несмотря на все эти ужасные вещи, которые я наговорила ему. — Она опустила голову, глядя в землю. Ее голос был хриплым от боли. — По-своему он любил меня. Это было жестоко с его стороны, правда? Саймон покачал головой. Сказать было нечего.
Она внезапно повернулась к нему, глаза ее были расширены.
— Давай уедем! Мы можем взять лошадей и к утру будем далеко отсюда. Я не хочу быть королевой! — Она сжала его руку. — О, пожалуйста, не оставляй меня!
— Уедем? Куда? И почему я должен оставить тебя? — Саймон почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Трудно было думать, трудно было поверить, что он правильно ее понял. — Мириамель, что ты говоришь?
— Будь ты проклят, Саймон, ты что, действительно такой глупый, как люди о тебе думали раньше? — Теперь она держала его ладонь двумя руками, слезы блестели на ее щеках. — Мне все равно, что ты был кухонным мальчиком, мне все равно, что твой отец был рыбаком. Я только хочу быть с тобой, Саймон. Думаешь, я сошла с ума? Я действительно сошла с ума. — В ее смехе было что-то дикое. Она выпустила его руку, чтобы снова вытереть глаза. — Я думала об этом с тех самых пор, как упала башня. Мне этого не вынести! Дядя Изгримнур и все остальные захотят заставить меня взойти на трон. Я знаю, что они собираются сделать это! И тогда я снова стану прежней Мириамелью — только в тысячу, тысячу раз хуже. Это будет тюрьма! А потом меня заставят выйти замуж за еще какого-нибудь Фенгбальда. То, что он умер, совершенно не значит, что не найдется еще сотня таких же, как он. И у меня никогда больше не будет никаких приключений, и я не буду свободной и не смогу делать то, что захочу… и ты уйдешь, Саймон! Я потеряю тебя! Потеряю единственное, что важно для меня!
Он встал, потом поднял ее с камня и обнял. Они оба дрожали, и некоторое время он только прижимал ее к себе и держал так крепко, как будто ветер мог унести ее.
— Я любил тебя так долго,
— Ты пугаешь меня. Ты даже не знаешь, как пугаешь меня. — Голос ее был приглушенным, поскольку лицо принцессы прижималось к его груди. — Я не знаю, что ты видишь, когда смотришь на меня, но, пожалуйста, не уходи, — настойчиво повторяла она. — Что бы ни случилось, не уходи!
— Не уйду. — Он отстранился и посмотрел на нее. Глаза Мириамели блестели, слезы дрожали на ресницах. Он и сам был готов заплакать. Саймон засмеялся; голос его сломался: — Я не оставлю тебя. Я поклялся, что никогда этого не сделаю, разве ты не помнишь?
— Сир Сеоман. Мой Саймон. Ты моя любовь. — Она всхлипнула. — Как это могло случиться?
Он наклонился и коснулся губами ее губ. Они прижались друг к другу, и звездное небо, казалось, закружилось вокруг них. Саймон сжал ее плечи. Мириамель задрожала и притянула его ближе, уткнувшись мокрым лицом в его шею.
Обнимая ее, Саймон почувствовал, как его захватывает какое-то хмельное, веселое безумие. Приподняв ее, он, спотыкаясь, сделал несколько шагов по направлению к палатке. Он чувствовал соленый вкус ее слез, покрывая поцелуями глаза, щеки и губы. Ее волосы разлетались в стороны и прилипали к его мокрому лицу.
В палатке, спрятавшись от любопытных звезд, они сплелись в объятии, утопая друг в друге. Ветер тыкался в ткань палатки, и это был единственный звук кроме шелеста одежды и прерывистого дыхания.
На мгновение порыв ветра распахнул клапан палатки. В слабом свете звезд ее кожа белела, как слоновая кость. Она была такой гладкой и теплой под его пальцами, что он не мог вообразить, чтобы когда-нибудь ему захотелось коснуться чего-нибудь другого. Он касался ее нежной груди и бедер и чувствовал, как что-то сжимается у него внутри. Это было удивительно и прекрасно. Ее ладони гладили его виски, она пила его дыхание и шептала что-то почти неслышное, тихо вздыхая, когда его губы касались ее шеи и плеч. Он притянул ее ближе, стремясь слиться с ней.
— Я любил тебя так долго, — прошептал он.
Саймон просыпался медленно. Он чувствовал себя отяжелевшим, тело его было теплым и безвольным. Голова Мириамели лежала у него на плече, волосы щекотали его щеку и шею. Тонкая рука упала ему на грудь. Он притянул ее поближе. Она сонно замурлыкала и потерлась головой о его плечо.
Клапан палатки зашелестел. Силуэт — темная фигура на фоне ночного неба — появился в отверстии.
— Саймон? — прошептал кто-то.
С бьющимся сердцем, внезапно испугавшись за принцессу, Саймон попытался сесть. Мириамель издала недовольный звук, когда он осторожно убрал ее руку.
— Бинабик? — спросил он. — Это ты?
Темная фигура протиснулась внутрь, опустив клапан.
— Тихо. Я сейчас зажгу свечу. Ничего не говори.
Раздался тихий щелчок, когда кремень чиркнул о сталь, потом крошечный огонек взвился у входа в палатку. Чуть позже пламя запрыгало на конце фитилька, и мягкий свет свечи наполнил палатку. Мириамель сонно запротестовала и спрятала лицо у плеча Саймона. Он потрясенно задохнулся.
Над свечой маячило тонкое лицо Джошуа.
— Могила не может удержать меня, — сказал принц, улыбаясь.