Бассейн с крокодилами

Донцова Дарья

– Только на лестнице, – уточнила Алла, – ты все по вечерам приезжала.

– А в день пожара?

– Вот не помню, кажется, нет, – протянула Симонова.

– Может, ты встречала другую женщину? – уточнила я, вытащив снимок, на котором Люка стояла одетой.

– Так это ты и есть! – ответила Алла.

– Ну погляди внимательней.

Аллочка уставилась на фото и принялась морщить лобик.

– Не знаю, – протянула она наконец. – Вроде помладше будет… Хотя… лица-то я как следует и не разглядела.

– Зачем тогда в милиции набрехала,

что меня видела? – обозлилась я.

– Ничего не брехала, – обиженно отозвалась Алла. – Фигуру я отлично разглядела, а лицо в глазок не так хорошо видно. К тому же волосы все время на морду падали. Так, пару раз мельком физиономия показалась.

– Так ты в глазок подглядываешь?

– Почему подглядываю? Бдительность проявляю. Мало ли что, – пробормотала Аллочка.

Ну, все ясно. Интересный внешне новый сосед понравился девушке, вот и подсматривала, кто посещает красавчика.

– А у машины я тебя великолепно рассмотрела, – горячилась Алла, – к самому подъезду подрулила, еще брюки мне грязью обдала.

– Слушай, – попросила я ее, – спустись, кинь взгляд на автомобиль и скажи – такой или нет?

Аллочка безропотно надела дубленку и потопала вниз.

– Ну и чего ждешь? – поинтересовалась она, оглядывая «Вольво». – Похожа машинка, что цвет, что вид и бампер задний погнут.

«Плохо дело», – подумала я, глядя, как Аллочка медленно обходит мою «лошадку».

– И игрушечка такая же болтается, – продолжала тарахтеть Алла.

– А номер?

– Грязью весь залеплен был. Вот морду твою злую хорошо помню. Говорю: что же это вы, девушка, паркуетесь на большой скорости, все брючки мне уделали. А ты глазищами зырк-зырк, рожу скривила и цедишь: «Не стой у края тротуара!» И топ-топ в подъезд… Ну, думаю, фря! Хотя… – И она, внезапно замолчав, уставилась на заднее стекло.

– Ну? – поторопила я ее в надежде.

– Утка не такая, – строго отметила Алла, тыча пальцем в Дональда Дака.

– Почему? – обрадовалась я.

– Цвет изменился, – сообщила девушка.

– Маловероятно, – вздохнула я, – все Дональды Даки одеты в голубой костюмчик и фуражечку моряка.

– Голубой, – презрительно фыркнула Симонова. – Это, по-твоему, голубой?

– А какой же? – растерялась я.

– Ультрамариновый, – четко произнесла Алла, – а в тот раз висел Дональд в курточке цвета берлинской лазури.

– Уверена?

– Знаешь, кем я работаю?

– Понятия не имею.

– Художником в издательстве. Иллюстрации рисую к книгам, обложки. Никогда не спутаю ультрамарин с берлинской лазурью. Только основной массе людей это кажется просто голубым, как тебе. Ну-ка, сядь за руль.

– Зачем?

– Садись-садись.

Я влезла внутрь.

– Рожу скорчи, – велела Аллочка, – злобную.

Глядя на мои оскаленные зубы, она громко рассмеялась.

– Да не по-собачьи, по-человечьи обозлись!

Я представила себе, как таскаю за волосы неведомую Люку, и затряслась от гнева.

– Да уж, – пробормотала Аллочка, – а теперь полайся!

– Гав-гав-гав, – в окончательном недоумении выдала я.

Аллочка принялась хохотать как ненормальная.

– Ну ты прикольная баба! Поругайся как следует, говори: «Чего у края тротуара встала…»

Я постаралась войти в роль и начала ругаться. Честно говоря, получалось плохо. Предпочитаю любые конфликты решать миром. К тому же, подъезжая к домам, стараюсь максимально сбавить скорость, чтобы не обдать людей фонтаном плохо отстирываемых брызг. Впрочем, если бы я и испачкала кого ненароком, тут же предложила бы денег на химчистку…

– Да уж, – покачала головой Алла, – нет в тебе окаянства. Знаешь что, хоть это, конечно, и глупо звучит, но, кажется, все-таки к Игорьку не ты шлялась.

– Вот видишь! – возликовала я. – Главное, скажи в милиции, а то, понимаешь, меня посадить могут.

Аллочка поскучнела.

– Все-таки во время пожара ты была, к тому же и голая… Лучше вообще ничего говорить не стану…

Я влезла в «Вольво». Больше всего мне хотелось газануть изо всей силы по глубокой луже и облить противную свидетельницу ледяной жижей.

Домой я приехала довольно поздно, злая и замерзшая. В доме светилось несколько окон: свет горел в столовой и в кабинете. Очевидно, Кеша работал, а остальные спали. В столовой я обнаружила абсолютно остывший чайник да Хучика, забившегося в груду пледов на диване. Я поднялась в кабинет.

В комнате, освещенной лишь торшером, слишком близко друг к другу сидели Кеша и Нюся. Я с возмущением отметила, что рука девушки лежит на плече Аркадия. Услышав тихое поскрипывание двери, сын вздрогнул и с виноватым видом оглянулся. Такое поведение не понравилось мне еще больше, и поэтому я излишне резко спросила:

– Сумерничаете?

– Угу, – пробормотал Кеша, – в столовой телик сломался, а мы хотели комедию поглядеть, присоединяйся!

Я села в кресло и оглядела пейзаж. Да! На маленьком столике бутылка виски и содовая, тарелочка с крошками от пирожных, шоколадные конфеты и деликатесный сыр с плесенью. Что-то я сегодня своим приходом всем ломаю кайф. Сначала Аллочке, теперь этим голубкам.

– Где Зайка?

– Пошла в спальню, – пробормотал Кешка, – она же телик не любит.

Это еще одно небольшое разногласие между сыном и невесткой. Ольга не большая поклонница голубого экрана и предпочитает перед сном читать. Аркашка с удовольствием шарит по всем каналам и притаскивает в дом горы видеокассет. И вот теперь оказывается, что Нюся разделяет его увлечение. К тому же Зайка настоящая сова: норовит лечь спать попозже, зато, когда может, и встает около одиннадцати. Аркашка – классический жаворонок: поднимается в семь и, как правило, завтракает в одиночестве. Но в последнее время, как донесла мне Ирка, Нюся тоже повадилась появляться к утреннему кофе вместе с ним. Свеженькая, бодренькая… Интересно, что могло случиться с новым теликом в столовой?