Бастард Ивана Грозного — 2
Шрифт:
Санька хорошо запомнил точки, потому что врач-венеролог делал массаж этих точек хирургу. Потом Санька периодически и себе прижигал их чесноком, когда от пьянства стал страдать слабостью основного «органа движения». И положительный эффект от прижигания имел место.
И вот сейчас Санька увидел, что наряду с другими точками, ярко светились и эти.
— Так, — хмыкнул он. — У тебя, что уд отсох?
Пётр вздрогнул, как от удара кнутом, обмяк плечам и прошептал:
— Застудился... Не держится.
— Понятно. Марта! — крикнул Санька.
Марта зашла. Без брони, в длинном сарафане она выглядела совсем по-домашнему.
— Позови пару девушек. У парня проблемы по вашей части. У него уд сдулся.
— Надуть? — пошутила Марта, но увидев, что Саньке и Петру не до шуток, сказала. — Боюсь, нам не под силу с этим справиться. Мы это сразу видим.
— Пусть твои девушки стараются, как могут, а я поправлю ему уд по-своему.
Санька уже начал влиять на точки, оттягивая энергию из горячих. Это не получалось легко. Энергия прорастала в тело на большую глубину, чем казалось раньше, и Санька, потянув её на себя, тянул и тянул её долго, пока не понял, что так вытянет всю энергию из тела, а баланса не достигнет. Надо было тянуть её с обратной стороны, но откуда?
И Александру пришлось углубиться в свой тонкий мир, не выпуская из-под контроля энергетические точки Петьки. В конце концов он нашёл начало там, где был и конец. Каждая точка соединялась с определённым нервным узлом возле позвоночника двумя нитями.
После того, как он это увидел ему осталось только потянуть одну из нитей, связывающих с точкой.
Марта даже не выходила из трапезной, а две юные девицы в длинных рубашках и с распущенными волосами вскоре переступили порог. Несколько других внесли перину, подушки, положили их на пол у окна и вышли.
— Они сейчас тебя разденут и будут лечить, — сказал Санька парню. — Не противься им. Они знают свою работу.
— Свет задуй, — попросил он Марту. — Негоже срамными перед иконой... И пошли отсюда.
Марта задула лампаду и они вышли.
На заутрене Петька молился особо искренне и прятал глаза от Саньки, который выбрал время и шепнул ему:
— Не вздумай исповедоваться о том, что было. Тут я сам тебе исповедник. И вообще… Обо всём, что было и будет, только бог и я тебе судья. Понял?
— Понял, государь. Но… С двумя сразу, это как-то по-басурмански…
— Они и есть басурманки. То их лечение было. Ежели помогло, так и нечего пенять. Помогло?
— Помогло, государь, — прошептал Санька.
— Вот и слава богу! За это его и благодари, а не кайся!
Завтракать Санька не привык, ежели накануне не было большой коллективной попойки, но поговорить с Петькой хотел, ибо не все наставления дал, поэтому попросил принести в трапезную горячий травяной настой, который он больше предпочитал, чем чай, и мягкие баранки с мёдом.
— Ты подготовь себе подмену на верфи. Сам подготовься. За это время попробуем наладить связь. Не получится, будем пробовать в пути. На привалах я тебя обучать ножевому[1] бою буду. Приготовишь свои две шхуны. На одной из них поплывёшь с воеводой Вокшериным. Его до Алексина довезёшь. Ему далее на Тулу идти. На другой охрану возьми. По Оке вверх плыть придётся, да по Угре до тракта Киевского. Там подождёшь Сильвестра и отца своего. Дальше вместе пойдёте. Шхуны с охраной пусть возвращаются в Коломенское. Понятно?
— Понятно, государь!
— Ну, и слава богу! Главное для меня, это, чтобы Сильвестр дошёл до Константинопольского патриарха. Смотри за всеми странными людьми, которые захотят приблизиться к нему. Даже из Алтуфьевской охраны или из воев Вокшерина. Особенно после Киева.
Так и ушёл Пётр Алтуфьев с посольством, которое вместе с ним обрело царский догляд в буквальном смысле этого слова.
* * *
Прошло два месяца со дня Санькиной коронации, и его депрессия постепенно начала проходить. Если бы не его кикиморки, то Саньке совсем было бы худо. Эти «девицы» чувствовали его изнутри и выполняли поставленные им задачи буквально и без прекословий. Вернулись, кстати и кикиморки из Сучьего болота. Санька воспользовался тем же призывом про «коня перед травой».
Девицы появились перед Санькой радостные и тут же кинулись ему на шею.
— А мы думали, что ты нас уже не позовёшь! — крикнула одна из них.
— А сами, что не пришли? — удивился Санька.
— Так… Нас же Гарпия призывала. Она ушла и всё… Чары исчезли.
— А теперь? С этими, — Санька ткнул пальцем на стражниц, — я контракт заключил.
— С нами уговор у тебя давно. Али забыл, что обещал?
— Что обещал, помню. Однако обстоятельства изменились. Могу предложить другой вариант развития событий. Хочу по Москве поставить питейные заведения для своих опричников. Брагу, мёд варить умеете?
— Брагу? Мёд? — удивилась другая «девица» с Сучьего болота. — А чего их варить? То на Руси каждая баба или мужик может. Дело не хитрое. К праздникам всем селом варят. Каждая семья. А того кто не варит, батогами бьют, а то и из села могут выгнать.
— Корешки-травки правильные подобрать? Так нам ли их не знать?! — сказала третья.
Все кикиморки после этих слов рассмеялись.
— Мы такие травки знаем, что питухи с первой кружки улетят, — сквозь смех выдавила четвёртая.
— А перегонное вино знаете?
— И перегонное знаем! Но от него много питухов не токма летать, но и ползать перестают.
— В смысле? — удивился Санька.
— Мрут! — просто сказала первая, самая бойкая девица.
— Самогон будете брать у Мокши. Тот из ячменя варит. С него не помрут.
— Так… Это… Все из ячменя варят… — усмехнулась вторая. — Да не у всех мрут.
Санька хотел сказать, что сам лично делал самогонный аппарат и учил Лёксу гнать тоже самолично, но промолчал. Кто-то о том давно знает, а кто не знает, тому и знать не надо.