Бастард Ивана Грозного — 2
Шрифт:
— «Почему бы здесь не встать вратной башне?», — подумал уже сейчас Санька. — И казармам лучшей тысячи? Вот для них кабак и поставим. И с чего, вдруг, он будет дармовой? Как учесть расходы? Пусть будет общий и платный. Платить надо. К бесплатному народ привыкает быстро, и впоследствии начинает брать даром всё, до чего дотягиваются руки. Опричнина тоже начиналась за здравие, а закончилась за упокой.
Видно было, что ранее берега Яузы были обжиты плотно, но сейчас земли тут, по «какой-то причине», пустовали. Вокруг виднелись пепелища. Пожары — бич деревянной средневековой Москвы.
Санька
Александр решил не ограничиваться питейным двором, а построить целый комплекс зданий, который бы включал винные и пивные «поварни». Кроме того, что он запланировал ранее, Санька решил ещё построить: погреба и ледники для хранения напитков, овины, где сушились бы зерно, солод, хмель, амбары, где хранился бы инвентарь, мельницы, бани, дома для обслуги, приезжих знатных гостей.
Для мельниц он решил использовать реку Яузу, соединив их со стеной крытым коридором и поставив водонапорную башню прямо в реке. Для слива канализации речку «Грязнушку», нёсшую в себе нечистоты, для чего придумал заключить её в трубу.
Но до реализации грандиозных планов было ещё далеко и он, озадачив старосту и бригадира, поехал дальше.
Таких повозок, как у него, не было ещё ни у кого. И даже не потому, что повозка была с рессорами, а просто потому, что пассажирские повозки имели вид бревна, на которое пассажиры садились верхом, как на лошадь. А Санька ехал, сидя на мягком сиденье, как в кресле. А когда закрапал дождь, он поднял кожаную крышу, закрывшую не только пассажира, но и возницу. Повозку Санька делал для себя и родителей, а потому предусмотрел и комфорт и удобство.
В гостиный двор повозка въехала под свист и окрики пацанвы и остановилась у Пантелеймоновского постоялого двора. Санька внутрь заходить не стал, а просто приоткрыв дверь, громко крикнул туда:
— Фрол Петрович! Выйди на минутку!
Окружившие коляску любопытные о чём-то между собой заговорили. В перекатах говора слышалось повторённое многократно слово «по отечеству».
Фрол вышел с горделиво поднятой до горизонтального положения бородой, но увидев Саньку в боярском «прикиде», сорвал с себя шапку и упал коленями в грязь.
— Доброго здравия, Фол Петрович. Поднимайся с колен и пошли к купцам. Упредил, что приеду?
— Упредил, Александр Мокшевич! У меня в харчевне ждут! Я вчера ссаную землю выбрал, свежей нанёс, да чистой соломкой с утра присыпал. Стол накрыл. Не побрезгуй, Александр Мокшевич.
Санька удивлённо вскинул брови.
— Ну, пошли, коли не шутишь! — сказал он, пожимая плечами. — Пошли с нами, отец!
Мокша, ни слова не говоря, слез с облучка и двинулся вслед за сыном.
Внизу, действительно, было относительно «свежо», но аммиачное амбре присутствовало. Ближайшие к «барной» стойке столы были сдвинуты и застелены скатертью.
— Здравы будьте, господа купцы! — первым поздоровался с поднявшимися из-за стола четырьмя богато одетыми пожилыми купцами. — Я — Ракшай Александр Мокшевич, боярин и советник царя и государя нашего Александра Васильевича. Это — отец мой, мастер и дворецкий государева кузнецкого двора Мокша Мокшевич Шипов. С кем имею честь?
Купцы назвались. Санька кивал каждому.
— Чем потчуешь, корчмарь? Мёд, пиво? Холодное пиво есть?
— Как не быть! — обрадовался корчмарь.
— Утром выпил и весь день свободен! — пошутил Санька, но поддержки не ощутил. Купцы сидели напряжённые и насупленные.
Отпив действительно прохладного и пузырчатого пива, Санька сразу перешёл к делу.
— По решению государя нашего Александра Васильевича в Москве-городе я построю пять питейных дворов с пивоварнями. Мне позволено отбирать любые земли, главное, чтобы место было удобное. Слышал я, что вы, купцы, собрались из Китайгородского гостиного двора съезжать далее на выезд из города. Так ли это? Если так, я бы ваши склады выкупил.
Один из купцов, погладив бороду, откашлявшись, начал пространную речь о ценах на соль и логистических трудностях, потом рассказал о нововведениях в налоговых отношениях с государевой казной, а закончил тем, что реестр земель Московских с некоторого времени закрыт и ничего никому не дают.
Александр выслушал терпеливо и даже с покачивал сочувственно головой, а потом сказал:
— Если вы возьмёте меня в долю, я выбью для вас землю. Такой кусок, какой вам нужен и в том месте, где вы покажете.
— За мзду?
— За долю. Вы вместе или по отдельности?
— По отдельности.
— Понятно. Тогда по десять процентов от дела. Готов вступить деньгами, но тогда доля вырастет в зависимости от вложения.
— Не-е-е… так не годится, — покачал головой первый.
— Как хотите. Ваши соляные и рыбные склады я всё рано отберу. Дело государевой важности. А вы другой земли будете ждать долго. Пока ревизия в приказе закончится, может и год пройти. А указ о сносе вашей части гостиного двора япринесу завтра. Верите?
Купцы молчали.
— Понятно. Не верите. Ну, тогда до завтра!
Санька поднялся из-за стола.
— Ты приготовил расписки? — спросил он корчмаря.
— Триготовил.
— Неси. Я подожду.
Корчмарь исчез за дверью в жилую половину.
— Подожди на улице, отец. Сейчас поедем, — попросил Санька и тоже отошёл к выходу.
Пока он ждал, купцы шептались. Их мозги только-только «зашевелились». Так быстро дела в России не делались, а Санька не дал купцам даже мозг размять.
— Погоди, боярин, — наконец сказал третий купец. — Ты зело дерзок, но, видать, то от младости твоей, а не от скудоумия. Верим мы, что ты завтра указ принесёшь, но десятая доля велика для нас.
— Сколько предлагаете?
— Четверть от десятины.
— Четверть десятины от чего?
— Ну, как от чего?! От продаж.
— Согласен, — сказал Санька, а купец от неожиданности поперхнулся невысказанным словом.
— Как согласен, — спросил четвёртый купец.
— А так… Согласен, и всё. Я не наживаться на вас вздумал, а помочь. Но я мзду не беру, а готов участвовать в деле вкладами. Но мой вклад участия зависит от получаемой доли. Как я сказал… Сейчас мой вклад участия выразится в том, что я выбью вам землю, за это вы даете мне два с половиной процента с выручки. Но и вкладываться дальше я буду в этой доле. Понятно?