Бастард Ивана Грозного — 2
Шрифт:
— Дак кто ж принёс бы, государь, те деньги?! Кто ж отдаст то, что ему дали? Хорошо хоть так воинство собираем! Ведь хорошо?!
Адашев явно не понимал, почему не доволен Санька. А Саньку жгло чувство несправедливости и слова отца: «Если не ты, то кто?»
— Или я не прав? Где я не прав?! — спросил Адашев с каким-то надрывом и чуть не плача.
— Да, прав ты, Алексей Фёдорович. Сейчас хоть так надо продержаться. Потому я не тороплюсь, а с наших крестьян начал собирать войско. Пешее воинство. Попробую сделать хотя бы где-то как надо. А там, глядишь, и другие образумятся по моему примеру.
После обеда и отдыха царь с Адашевым объехали все пять мест, где, по задумке государя будут стоять военные гостиные дворы. К удивлению Алексея Фёдоровича везде площадки были отмечены кольями и на всех шли земляные работы. Причём копали железными лопатами, мотыгами и кирками. Даже носилки были построены из дорогущего кровельного железа. И только тачки были деревянными, но зато тачки катались не просто по земле, а по деревянным желобам, что значительно облегчало и ускоряло работу тачанщиков.
Землекопы не распылялись по всей территории, а копали в одном месте и, хоть их было не более десятка, уже выкопали достаточно, чтобы в яме размером пять на пять начали устанавливать стеновую опалубку угловой башни.
— Ты, Александр Васильевич, задумал это давно, видать?! У тебя уже и стены начинают лить!
— Этим сын Мокши занимается… Ракшай. На него земли отписать надо.
— Как-к-кой Ракшай? Ведь Ракшай, это…
Адашев хотел сказать «ты», но вовремя осёкся.
— Ракшай, это сын Мокши! — усмехнувшись, сказал Санька. — Ты по книгам посмотри.
— По книгам?
Адашев задумался, потом ухмыльнулся.
— Ракшай, это хорошо! Это ты здорово придумал, государь. Я бы тоже иногда хотел шкуру боярскую сбросить.
— Это хорошо, что ты всё правильно понимаешь, Алексей Фёдорович. Главное сейчас создать иллюзию его присутствия. Докладывай мне о его делах в присутствии бояр и дьяков.
— Иллюзия, это что?
— Обман.
— Обман присутствия… Интересно.
— И ещё, Алексей Фёдорович… Ты вот сейчас и за посольским, и за разрядным приказами присматриваешь, а сам только воеводой и значишься. Может тебе занять место Данилы Захарьева? Боярин-дворецкий всё же выше по статусу, чем просто боярин.
Адашев помолчал.
— Дозволь, государь, остаться в том же самом статусе? У дворецкого сильно много суеты по дворцовым делам, а мы с тобой видишь, чем занимаемся?
Санька мысленно хмыкнул.
— «Молодец, Фёдорыч! Не повёлся на мякину!», — подумал он.
— Тогда предлагаю учредить новый приказ — «Приказ тайных дел», — сказал царь. — И тебя главой поставить.
— Что за приказ такой? Чем заниматься будет?
— Наблюдать за управлением в государстве, за точным исполнением царских указов и вести следствия по важнейшим преступлениям против государства. Подьячих пошлёшь с послами в разные государства и на посольские съезды, а также вместе с воеводами в походы и на защиту Русского государства. Пусть следят за действиями послов и воевод и обо всем доносят тебе, а ты мне. Послы поэтому всегда старались подкупать подьячих, чтобы расположить их в свою пользу.
Адашев удивлённо покрутил головой.
— Будет у тебя своя тайная канцелярия, подчиним тебе дворцовый и посольский приказы. Боярской думе подчиняться не будешь. Наоборот… Бдить её станешь. За всеми бдить… Наберёшь себе честных подьячих, что мзду не берут…
— Честных подьячих? Шутишь, государь?
— Не шучу. Оклад им положи хороший и за то, что отказались от мзды, давать такую же сумму, ежели о мзде доложат. А мздодателей на кол.
Адашев выпучил глаза на Саньку, а потом рассмеялся.
— Не-е-е, государь. Тогда подьячие вдвое увеличат. Я лучше сам с ними разберусь, ежели волю дашь.
— Дам. Зови писца. Указ писать будем.
[1] Экзерсис (фр. exercice — «упражнение», от лат. Exercitium)
Глава 25
Пороховое производство располагалось на реке Неглинной у верхней запруды. Поразило Александра то, что тут на толчейных станах использовались такие же кулачковые механизмы, как и на его мельницах в Коломенском. Причём, механизмы, судя по состоянию, были построены совсем недавно.
Подмастерье зельной избы Митяй сказал, что: «Ноне топчут не руками, а махиной, как на коломенских льняных давилках», что Саньке было приятно. Получалось, что прогресс двигался сам.
— А мастер где? — спросил Санька, переодетый в боярина.
— Мастер хворый у себя в хате лежит, барин, — ответил Митяй, просеивая сквозь пальцы порох, прошедший через медное сито.
— Проведи.
— Не-е-е, я лучше Сеньку пошлю, — совсем не тушуясь и не пугаясь Санькиного кафтана и его воительниц, сказал Митяй.
— Сенька, подь сюды! — крикнул он.
Быстро перебирая босыми ногами по стылой, в замёрзших комьях земле, подбежал пацанёнок лет семи.
— Доведи барина до мастера. Знаешь, где живёт?
— Знаю, но в хату не пойду.
— Пошли-пошли… Я сам войду, не бойся, — успокоил Санька.
Хата мастера стояла среди одинаковых хаотически наставленных вдоль реки домиков и объяснить её местонахождение не рискнул бы и Санька. Мальчишка, доскакав к таким же серым, как и все, воротам, хлопнул по ним ладонью, и словно заяц, меняя направления, поскакал обратно. За воротами залаяла собачонка. Марта постучала комлем копья в ворота. Через минуту скрипнула дверь.
— Кого бог послал? — прохрипел голос.
— Боярин Ракшай по государеву делу! — чуть громче обычного сказал Санька.
— По государеву? Тогда погодь…
Отворилась калитка в воротине. Высунулась борода, лохматая шевеоюра и круглый, едва видный в волосах нос. Глаз Санька не разглядел.
— Боярин?! Чего угодно?!
— Угодно с зелейным мастером говорить. Указ у меня царский.
— О, как! — удивился мужик. Глаза всё-таки присутствовали, ибо заблестели. — О чём?
— О том, как зелье варить. Ты мастер?