Бастард Ивана Грозного — 2
Шрифт:
— Так поднимите! Пошли нескольких девонек. Пусть соблазнят как можно больше местных нежитей нам на службу.
— Им надо что-то пообещать.
— Пообещать? Смотря, сколько их будет! Если мы ввяжемся в сечу, то пусть забирают души тех, кого убьют.
— А мы? Ты нам их обещал!
— Я обещания держу, — членораздельно произнёс Санька. — Возьмёте так же, как и они. Своё.
— Хорошо! — Марта улыбнулась.
— Узнаем, сколько сможем мобилизовать оборотней в Ливонии, тогда и решим, отдавать сообщение Куракину, или нет. Но надо торопиться. Через два дня рыцари могут подойти к Мариенбургу.
Можно было бы на войну отозвать сто оборотней со строек. И они вряд ли бы отказались от драки, оплаченной душами. Но Саньке стройки были очень важны и важен каждый день. Да и идея Марты с «эстонскими» оборотнями Саньке сильно понравилась. С ними договариваться оказалось проще, чем с простым народом.
Главное, что уже к концу этого же дня, а именно — пятнадцатого ноября одна тысяча пятьдесят пятого года от Рождества Христова, у Саньки было согласие трёхсот восьмидесяти ливонских оборотней.
* * *
Рыцари, переночевав в замке Брюе, что находился в одном дневном переходе от Вендена, ехали не спеша по подмёрзшей за ночь дороге, как вдруг прямо перед собой увидели несущуюся им навстречу конницу. То, что это конница, можно было условно догадаться по тому, что в снежной пелене были видны всадники, облачённые в стальные доспехи, отражавшие утреннее солнце.
Однако всадники — всадниками, но коней под всадниками не было. На ком очень быстро скакали враги, понять было невозможно. А то, что это были враги, глава отряда архиепископ Вильгельм Гогенцоллерн, понимал по их облачению, отличавшемуся от рыцарского.
У Вильгельма сильно обострился конфликт с горожанами Риги, недовольными тем, что именно его назначил своим приемником Томас Шёнинг, предыдущий архиепископ Риги. Вильгельм уже планировал оставить ненавистный город и перебираться в свою вторую резиденцию в замке Роннебург, когда с несколькими голубями сразу пришли сообщения о том, что какие-то русские князья перешли границу и грабят его народ.
И Вильгельм решил оставить о себе добрую память на этой земле. Он собрал свой отряд, отряд городской стражи и поехал навстречу славе. В том, что он разобьёт любое войско любого русского князя, нагло забравшегося в Ливонию, он нисколько не сомневался. Понятно же было, что это не война, а локальный конфликт. Раз они не осаждают ни одну крепость... Скорее всего, у русов просто нечего есть, а они знали, где можно поживиться. Рыцари никогда не обирали своих крестьян до нитки.
Но, откровенно говоря, архиепископ не хотел ехать в Роннебург, так как там его мог поджидать магистр Тевтонского ордена в Ливонии Генрих фон Гален со своей армией. Между политическими силами Ливонской конфедерации разгорелась междоусобная война, поводом к которой стало недовольство магистра тем, что своим помощником и будущим приемником Вильгельм назначил родственника польского короля. Это было воспринято Галеном, как движение к передаче Ливонии под власть Польши.
Вильгельму некогда было рассматривать на чём скачут русские дикари, он не удивился бы, если они скакали на свиньях, и он скомандовал «атаку». Мощь и сила закованных в сталь рыцарей была в скорости, а скорости, как раз то, ине было.
— Марш! Марш! Марш! — крикнул Вильгельм и сам пришпорил коня.
Его прямые ноги выступали за бронированную грудь сильного коня. Длинные, метровые шпоры с острыми, как сабля, лезвиями торчали в стороны. Копьё легло в руку. Он ждал удара.
Встречный отряд приблизился, и вдруг наездник, скакавший навстречу Вильгельму, подпрыгнул и, перелетая через его голову, обрушил на его круглый шлем удар шипастой палицы. На этом битва для Архиепископа Рижского закончилась. Он свалился грудой железа под ноги следующей за ним лошади и она, споткнувшись и падая, сбросила своего седока, его коадъютора[1] герцога Христофора Мекленбург-Шверинского, родственника польского короля и великого князя литовского Сигизмунда II Августа.
Так произошло с несколькими передними шеренгами. Кто-то падал сражённый ударами палиц, кто-то просто промахивался и скакал дальше, не видя препятствий. Столкновения не состоялось, потому, что и лошади, словно звери: либо прыгали на рыцарей-всадников сверху и рвали их когтями, либо отпрыгивали в стороны, и нападали сбоку. И рыцари видели, что это были вовсе не лошади.
Оборотень на то и оборотень, что может оборачиваться в какого-либо хищника. Но не в обычного волка или медведя, а в хитрого волка или медведя, в ловкого и очень быстрого волка и медведя. Вот с таким воинством и пришлось встретиться рыцарям.
Не сказать, что рыцари и их соратники не попадали копьями или мечами по своим врагам, но те, словно не замечая нанесённых им ран и не источая кровь, дрались остервенело. Постепенно понимая, что с ними воюют не совсем люди, и не совсем звери, рыцари растерялись. «Конница» противника рассыпалась, превратившись в пешую рать, и рыцари проносились мимо волчье-медвежьего воинства и горстки облачённых в доспехи воинов.
Выжившие в первой схватке рыцари остановили лошадей и повернули их обратно, беря врагов в окружение. Но все враги вдруг исчезли. Оставшиеся в живых ливонцы увидели почему-то лишь своих убитых и раненых… И рыцарей, и лошадей.
Битва была настолько скоротечной, что последние шеренги ещё не успели разглядеть противника и сейчас, глядя на груду лошадиных и рыцарских тел, и не видя противника, истово крестились. Они не понимали, что произошло, и почему перед ними лежат и корчатся в конвульсиях их братья.
Архиепископа, и его помощника нашли под грудой лошадиных тел мёртвыми.
* * *
— Будем ещё нападать? — спросила Марта.
— У вас потери есть?
— У нас потерь нет.
— Нам понравилось, светлый князь, — сказал старейшина волколаков. — Давай ещё нападём?!
— Они уже вошли в замок и отсиживаются там. У них много раненых.
— Ты можешь видеть? Это большой дар… Когда ты нас позовёшь? Мы сильно на них злы.
— Только на них?
— На этих землях только далеко на западе есть место, где нас не гнобили. Здесь до самого тёплого моря живут наши враги и мы готовы рвать их в клочья.
Волколак, парень на вид лет тридцати, ощерился, показав пару длинных клыков. Санька вдруг отчего-то встревожился.
— А сами чего? Сами и рвали бы?