Бастард Ивана Грозного — 2
Шрифт:
Однако Санька понимал, что перебитую артерию надо как-то шить, иначе всё это было бессмысленно. Жгут хоть и передавил артерию, выходившую из-под колена, но проблемы не решал. И времени у него было очень мало. Иначе он останется не только без глаз, но и без ноги.
Тем временем царская охрана подавила думский бунт и двадцать два человека разной степени побитости тоже лежали на полу.
— На Беклемешевский двор всех их, — выкрикнул Санька. — И провести дознание. Фёдорыч, займись. И этих туда же…
Санька ткнул пальцем в Захарьиных.
— За что,
Данила крикнул и, поняв, что сказал, обхватил голову руками. В этот раз родовая осторожность подвела братьев «под монастырь» или, вероятнее всего, под топор.
— Государь, дозволь своих призвать? Унесть надобно, да больно тяжёлые бояре-то…
— Вы с них шубы поснимайте. Меня унесут и зови своих. Не ранее. Не гоже царя в крови служилым видеть, порежут всех ведь. Более никого пальцем не трогать, слышь, Фёдорыч?!
— Слышу, государь! Дозволь лекаря кликнуть?!
— Не дозволяю. Марта управится. Уносите! — приказал он Марте и его понесли на носилках им самим недавно собранных и сшитых из брезента. Как-то вдруг вспомнил, что нет носилок, а вдруг, что случись? Вот ведь! Как предвидел!
Саньку перенесли в царские палаты по очень неудобным лестницам и переходам. Он в очередной раз подумал, стукаясь о стены и перила, что нужно строить нормальный дом и переезжать. Каждый удар отдавался острой болью в ноге.
— Срочно натереть чеснок и залить водкой, — распорядился Санька.
— Слушаюсь, господин, — прошептала Марта и добавила. — Прости меня, господин… Не уберегла. Плохая у тебя рана.
— Сам знаю. Кипятите воду. Чистые простыни
— «Знаю-то-знаю, а что-знаю-то?», — подумал Санька. — «Не пытаться же сшить артерию?! Да, ну! Бред! Это же как надо извернуться!»
Пока кикиморки варили воду и стерилизовали несколько скальпелей, пинцетов и пару зажимов, готовили чесночную воду, Санька планировал операцию. Инструмент Мокша выковал давно. Это был едва ли не первый Санькин «заказ». И испробовал Александр инструменты не раз и не два… То занозу вырезать, то рану обработать и зашить.
Ещё в той жизни ему часто приходилось многое делать самому: уколы внутримышечно и внутривенно, — это легко, лошадке ногу, порванную об колючую проволоку, зашивал, клеща из-под кожи вырезал. То есть, этих железяк он не боялся. Здесь и сейчас он смог бы заживить себе простой порез. Причём, если стянуть края раны, то заживление произошло бы быстро. А если не стягивать, то тоже заживало бы но гораздо дольше.
Однако случай с артерией особый. Артерия сосуд крепкий и натянутый, почти как струна. При перерезании края артерий расходятся сантиметров на пять, поэтому зажимать рану бессмысленно. Кровь так не остановить. Да-а-а… Наращивать пять сантиметров Саньке пришлось бы месяц или более. Столько времени его нога без крови не выдержит. Да и будет ли работать сосуд правильно, — ещё вопрос.
— «Стягивать, так стягивать», — подумал Санька.
— Так, Марта! — обратился он к кикиморке. — Руки вымыла? В водке тоже?
— Вымыла.
— Сейчас не пугайся. Будешь мне
— Я не пугаюсь. Делай, что надо.
Медлить Санька не стал. Войдя своим третьим сознанием в Марту, он увидел голого себя, лежащего спиной вверх на сдвоенных лавках, покрытых чистой простынёй.
Кровь была остановлена, рана обмыта чесночной водой и обтёрта чесночным водочным настоем. Как давно убедился Александр, чеснок был самым сильным природным антибиотиком и использовал он его в водных растворах регулярно, а в водочных реже.
Ещё раз макнув руки Марты в тазик с чесночной водой, он достал из него один зажим и без сомнений засунул инструмент в рану. Боль пронзила первое сознание и Санька вскрикнул. Он давно не занимался аутотренингом и попытка повысить болевой порог успехом не увенчалась. Было больно.
Не увенчалась успехом и его попытка захватить губками зажима артерию. Она постоянно ускользала. Тогда Санька надрезал рану вдоль артерии вверх и вниз и, засунув указательный палец левой руки в рану, нащупал сосуд и закусил его зажимом. Ту же самую процедуру проделал и с нижним концом сосуда. Теперь главное.
— Теперь, моя хорошая, будешь долго-долго держать, сомкнув эти края друг с другом. Сможешь?
— Смогу, господин.
Кикиморка и впрямь, справилась бы с этим делом сама намного лучше, чем Санька. Ему надо было бы напрягаться и концентрировать внимание на действии, а кикиморки двигались, как автоматы. Нежить же... Физическая оболочка для них была своего рода экзоскелетом. Они практически не ощущали физической усталости. У них просто заканчивалась энергия.
Поэтому Санька «вышел» из Марты и, погрузившись в тонкий мир совсем чуть-чуть сконцентрировал своё второе сознание на артерии. Он чётко видел сосуд. Прижатые друг к другу края наполнились солнцем и потянулись друг к другу. Санька облегчённо вздохнул. Ещё немного погладив срастающиеся края солнцем, он сказал Марте: — «Держи! Сейчас всё зависит только от тебя», — и уснул.
Он проснулся уже смеркалось. Марта так и стояла, держа зажимы.
— Не устала? — спросил Санька.
— Сила ещё есть.
— Сейчас посмотрим.
Он посмотрел её глазами на рану. На артерии образовался рубец. Разомкнув зажимы он отложил их воду, снова помыл руки и проверил сосуд на наполняемость. Сосуды ожили, рана наполнилась кровью. Отлично, — подумал Санька и быстро стянул четырьмя стежками четыре стороны крестообразного разреза. Само затянется и рассосётся.
После наложения ихтиоловой мази и перевязки, Санька с помощью Марты смог одеться.
— Зови всех, — сказал он, зная, что в сенях маются Адашев и Алтуфьев.
Оба зашли встревоженные, но увидев полусидящего на кровати царя, удивлённо выдохнули с «оханьем».
— Александр Васильевич, как же это?! — от неожиданности почти панибратски вскрикнул Адашев. — Жив здоров! Слава тебе, Господи!
— Чудо чудное! — всплеснул руками Алтуфьев. — А рана-то какая дурная. Кровь алая хлестала... Не уж-то залечили? А мы уж, грешным делом…