Бастард: Сын короля Ричарда
Шрифт:
Рыцарь с белым львом соскочил с коня рядом с противником и жестом руки, облитой, как чешуей, кольчужной перчаткой, предложил продолжить. Раздосадованный сеньор де Дрэ не без помощи своего вынырнувшего неизвестно откуда оруженосца вскочил на ноги, принял подобранную с земли булаву и кинулся на врага. Булавой он размахивал так решительно, что едва не сшиб шлем с сеньора де Морнэ, за что не было времени даже принести извинения.
Незнакомец уверенно держал Гийома на расстоянии, то и дело награждая его ударами по щиту, торсу и шлему, от которых у француза скоро начало позванивать в ушах, Тут-то его и посетило предположение, что понравившийся ему доспех вряд ли удастся прибрать к
На арене было немало рыцарей, прекрасно владеющих оружием, грозных в схватке, но каким-то чудом незнакомец с крылатым львом умудрился выделиться даже на общем фоне, должно быть, потому, что не примыкал ни к какой группе, действовал в одиночку (притом что подобный бой считался "общим", то есть не один на один) и сходился на длину меча с любым доспешным воином, предлагающим ему поединок. На него обратили внимание, когда он вступил в схватку сразу с двумя французскими сеньорами из Лангедока.
До Вселенского собора, долженствующего объявить альбигойцев такими же еретиками, какими с семьдесят девятого года считались катары, оставалось еще более двадцати лет, но на уроженцев Лайдгедока и Прованса добрые католики уже косились с недоверием. Большинство сеньоров не имели никакого отношения к этой ереси, проповедующей отказ от богатства, семьи и всех земных наслаждений (только тот, кому не повезло ни с тем, ни с другим, ни с третьим, мог легко и без какого-либо внутреннего сопротивления принять взгляды катаров), являлись верными подданными французской короны и добрыми католиками, могущими доказать свою благонадежность. Но на них все-таки поглядывали с сомнением, словно само хождение по земле, зараженной еретическим духом, уже марало христианина. В любом случае схватка англичанина с лангедокцами была воспринята с интересом, и симпатии как-то незаметно оказались не на стороне французов.
Тяжело положение для любого рыцаря, когда на него нападают сразу с двух сторон, потому что шлем, даже если он не из новомодных, глухих, похожих на железный бочонок, но все равно непременно с нащечниками и наносником, ограничивает обзор. Кольчужный капюшон, надетый под шлем, сильно уменьшает возможность поворота головы, проще говоря, смотреть то вправо, то влево можно, лишь поворачиваясь всем телом. Быстро, понятное дело, такой поворот не совершишь, да на плечи к тому же давит тяжесть в десятки фунтов, при которой человек движется очень медленно. И здесь помощь могли оказать только опыт и умение, а также то чутье, которое одно сулит воину надежду выжить в бою.
Незнакомец не выглядел наивным новичком, и против лангедокцев принялся действовать сразу же, как только те изъявили готовность напасть на него. Вряд ли он мог видеть каждое движение противников, но реагировал так, словно чувствовал, чего именно ему ожидать от нападающих через миг. Двое французов атаковали практически одновременно, но меч одного неизменно сталкивался с мечом англичанина, булава другого никак не могла проникнуть сквозь преграду его щита. Парируя удары щитом, рыцарь с белым львом разворачивал его так, что булава проходила только вскользь. Закованный в тяжелый доспех лангедокский сеньор не мог мгновенно повторить атаку. Кроме того, бить приходилось во всю мощь, прилагая тяжесть тела, что усиливало
В какой-то момент лангедокца с булавой занесло дальше, чем обычно, он шатнулся, сложился вдвое. Неизвестный рыцарь, словно предвидя это, мгновенно повернулся и наградил противника крепким тычком края щита по шее, а вернее, чуть ниже, чтоб ненароком не убить. Удар оказался точен, сбил француза с ног.
Лишь на пару мгновений опоздал Вильгельм из Бара, который некоторое время пробивался в эту часть ристалища, но по причине тесноты затратил на это больше времени, чем ожидал; он появился рядом и примирительно поднял руки в кольчужных перчатках — в одной он, только что сражавшийся с Хамфри Бедфордом, все еще сжимал шестопер.
— Господа, господа! Это турнир! Двое на одного — бесчестно, господа!
Вильгельм из Бара — города и области в Шампани — был высок и кряжист, почти так же представителен, как король Ричард, настоящий великан по меркам своего времени. Вильгельм считался лучшим рыцарем короля Филиппа, и тот возлагал на него большие надежды и не хотел упускать возможность похвастаться перед английским государем своим вассалом, коль скоро правители соперничали во всем и всегда с такой же частотой, с какой сотрудничали. Должно быть, союз без соперничества невозможен.
Да, все так, но Вильгельму совсем не хотелось служить поводом для хвастовства, потому в этом общем бою он больше следил за порядком, чем мерился силами. Он был довольно миролюбив и сдержан, пока не оказывался в схватке. Что-то в нем сохранилось от предка-берсерка, и когда он начинал бой, уже не мог остановиться. Вне драки Вильгельм держался добродушно и очень щепетильно по отношению к вопросам рыцарской чести. Поединок "двое на одного" противоречил всем его представлениям о должном, подобное еще годилось для поля боя, но уж никак не для ристалища. И Вильгельм счел своим долгом вмешаться.
Рыцарь с белым крылатым львом, освободившись от необходимости тратить время и внимание сразу на двух противников, быстро расправился с оставшимся и в знак готовности прекратить развел руками.
Ему тут же предложил поединок сеньор из Пуату, и англичанин вернулся в седло. Его конь нетерпеливо перебирал крепкими ногами и, похоже, был совсем не прочь немного побегать налегке. Жесткая ласка окольчуженной ладони и крепкое натяжение поводьев мгновенно укротили его, Именно потому что на усмирение коня хоть на турнире, хоть в бою было мало времени и возможностей, рыцари никогда не выбирали в качестве верховых животных жеребцов — только меринов, более послушных и предсказуемых. С сильным взбесившимся жеребцом не справиться никому, мерины же почти не бесились. Они легче поддавались обучению и, обученные, могли в бою действовать так, чтоб оказывать существенную помощь хозяину.
Конь англичанина был не только красив и выхолен, но и опытен. Когда копытами, когда зубами он был вполне способен доставить много неприятных минут коню француза, а если под тобой скачет взбесившееся животное, очень сложно атаковать противника. Рыцарь с крылатым львом на гербе зорко следил за движениями дворянина из Пуату и пользовался любой его ошибкой. Когда французский сеньор грохнулся на землю, неудачно парировав выпад англичанина, тот предложил поверженному продолжить схватку, но получил отказ. К французу подбежали оруженосцы, и стало понятно почему — сеньор из Пуату сломал ногу. Подоспев с носилками, слуги унесли его с поля.