Бастиано Романо
Шрифт:
— Скажи, что любишь меня.
Это прозвучало из ниоткуда.
В его голосе звучало полуотчаяние, так не похожее ни на одну из его версий, которые я когда-либо видела. Я ничего не ответила. Только что он просил меня не делать этого. Я не хотела, чтобы именно при этих обстоятельствах я впервые произнесла эти слова, но сейчас невозможно было отрицать, насколько сильно я их чувствовала.
Я люблю тебя, Бастиан. Мне нравится твое остроумие. Мне нравится, как ты неапологетичен. Мне нравится, что ты возводишь вокруг себя стены — не потому,
Я держала эти слова в голове, где они останутся до тех пор, пока он не выздоровеет. Горе — это другое название любви. Это вся та любовь, которую он хотел бы дать, но больше не может. Вся любовь, запертая в его теле, — это пустота в местах, которые когда-то были полны, и полнота в местах, которые когда-то были пусты. Комок в горле. Дыра в его душе.
Я хочу его любви. Я хочу ее так сильно, что мое собственное горло чувствует тот же комок, моя собственная душа разделяет ту же дыру. Но я не хочу его любви, потому что он ищет место для своего горя, а я была первой, кто сказал ему: "Я люблю тебя". Когда он услышит эти слова от меня, они будут незапятнанными горем.
Бастиан несколько минут ждал, пока я произнесу эти слова. Когда я этого не сделала, он заменил их.
— Пойди со мной на его похороны.
— Хорошо.
Я знала, чем это чревато. Там, скорее всего, будет мой сводный брат. Дамиано Де Лука пугал меня, но если Бастиан пойдет на похороны, то мне некуда будет пойти. Я повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо, гадая, что у него на уме.
Я прижалась к его щеке.
— Скажи мне, чего ты боишься.
Он не колебался, и меня поразило, насколько бесстрашным был этот человек.
— Исцеления. Быть в порядке и счастливым в мире без него.
Я не сказала ему тех трех слов, которые он хотел услышать, но он дал мне ответ на вопрос, которого я не была уверена, что моя нечестность заслуживает.
Юпитер и Ганимед, — раздался в моей голове голос Винса, и в кои-то веки я задумалась.
Юпитер и Ганимед.
Один вращается. Другой гонится.
Это было странное время для того, чтобы надежда поглотила меня, но, возможно, все эти годы то, что внутри меня говорило мне продолжать идти вперед, с нетерпением ждать следующего дня, не было долгом. Возможно, это была надежда.
Любовь была разбита, но, возможно, мы были из тех, кто может заставить разбитую любовь работать.
ГЛАВА 38
Трус — это тот, кто позволяет страху
преодолеть чувство долга.
Джордж С. Паттон
АРИАНА ДЕ ЛУКА
Большинство людей считали, что добро и зло — это черное и белое.
Я же знала больше.
В то время как гуппи, которые целыми днями сидели за бюро, настаивали на том, что существует четкая грань между добром и злом, я не соглашалась. Линия была неровной. Изогнутой. Она уходила влево, когда вы думали, что уйдет вправо, и вправо, когда вы
Быть с Бастианом — выбрать Бастиана — было самым верным решением, которое я когда-либо принимала.
Я сомневалась, что кто-то в этом офисе смотрит на это так же. Меня вызвали. Не для отзыва и извлечения, а для тайной встречи. Я не знала наверняка, но подозревала, что Дженн рассказала Уилксу о нашей последней встрече.
Уилкс похлопал меня по плечу, когда я проходила мимо него, и села в кресло. Склад, в котором мы находились, был пуст, в центре стоял стол, а над головой висела одинокая лампочка. За столом я увидела Дженн, Симмонса и двух аналитиков.
Никто из них не выглядел довольным моим появлением.
Кофе, который протянула мне Дженн, был горьким на вкус, когда я поднесла его к губам, борясь с его жаром, а затем отставила.
— Вы все выглядите счастливыми.
Уилкс занял место во главе стола.
— Мы знаем, что Винсент Романо умер. Мы также знаем, что его тело доставят в Нью-Йорк в сопровождении королевских особ Андретти в знак окончания их кровавой войны.
Я не знала, откуда он это узнал — возможно, "крот" или другой агент под прикрытием, — но он не назвал источник информации, что означало, что он прикрывает меня, потому что это была информация, которую, как мы оба знали, я должна была передать ему.
— Бюро одобрило сделку об ограниченном освобождении заключенного с низким уровнем риска, чтобы, откровенно говоря, разжечь хаос и посмотреть, что из этого получится.
Разжечь хаос.
В семье, которая только что потеряла одного из своих любимых.
Я ненавидела эту работу.
Симмонс закрыл папку, которую держал открытой.
— Моника?
Уилкс кивнул.
Я бросилась вперед, хватаясь за любое оправдание, чтобы остановить это.
— Она не связана с мафией.
Непредсказуемая змея, недостойная и двух монет, которые можно спустить вместе, была бы более точным описанием. Моника предала Ашера, помогла группе киллеров проникнуть в его пентхаус и с самого начала саботировала отношения Люси и Ашера.
Уилкс наклонил голову и одарил меня одним из своих задумчивых взглядов.
— Она была помощницей Ашера Блэка.
— Да. Помощником генерального директора. Легальный бизнес, который мы так и не смогли связать с мафией.
— У тебя с этим проблемы, Де Лука?
Я сдержала дрожь при произнесении фамилии и поднялась со своего места.
— Это неэтично.
— Что именно? Количество жизней, которые были потеряны из-за Романо? Наркотики, которые они проталкивают на улицы? Количество жизней, которые будут спасены?
Они переключились с нелегального бизнеса на легальный. За последние десять лет количество наркотиков резко сократилось — не потому, что мы хорошо работали, а потому, что они изменились.
Конечно, я не могла этого сказать. Встать на сторону семьи Романо было равносильно признанию, что я зашла слишком далеко под прикрытием.