Бастиано Романо

Хантингтон Паркер С.

Николайо сжал руку Минки, прежде чем отойти от нее.

— И… Боже, Винс не хотел, чтобы я говорил вам об этом, но, учитывая ситуацию, я думаю, что должен.

Я сдержал свой гнев. Четырнадцать дней. Винс пропал четырнадцать дней назад, а Николайо что-то скрывал от нас?

Ашер скрипнул зубами.

— Выкладывай все нахрен.

— У Винсента рак. Поздняя стадия. Номер принадлежит его онкологу. Боже, Ашер, он уже может быть мертв. Я не знаю, насколько все плохо, но разве ты не видел, как он выглядел в последнее время?

Я

сдержал ругательство. Впервые я заметил это, когда мы планировали охрану свадьбы Ашера, в тот день, когда я впервые обучал Ариану, но меня отвлек телефонный звонок от Эверетта. Я был настолько погружен в свой собственный мир, что не обратил на это внимания. Но я видел это и игнорировал. Это было хуже, чем не видеть его вообще.

Горе. Ярость. Чувство вины. Все это поглощало меня, пока я заставлял себя продолжать дышать. Лицо Ашера было безучастным, но я знал, что он чувствует боль. Винс практически поднял его. Его плечи напряглись, кулаки сжались, но он ничего не сказал.

Люси держала голову высоко, но по ее щекам текли жирные капли слез. Они брызнули на пол. Одна за другой. Я наблюдал за их падением, чтобы было чем заняться, не связанным с насилием, пока я ждал, что кто-то скажет.

Вместо этого зазвонил телефон.

Николайо достал свой телефон, и его глаза расширились, когда он взглянул на экран.

— Вот это да, ребята. — Он показал нам имя на экране. — Это Винсент.

Мы все бросились в бой, столпившись вокруг Николайо, пока он принимал видеозвонок. Но когда на экране появилось лицо Реньери Андретти, я чуть не лишился чувств.

Черные волосы. Зеленые глаза. Такая же челюсть, как у Николайо. Я никогда не встречался с ним лично. Не то чтобы между нашими семьями была война. Но мне казалось, что я видел его раньше, так сильно он походил на своего брата.

Реньери открыл рот, такой чертовски самодовольный.

— Привет, брат.

Кулак Николайо сжался, но это осталось скрытым от глаз камеры телефона.

— Какого хрена у тебя телефон Винсента Романо, Ренье?

— Для тебя я Реньери.

— Просто ответь на этот гребаный вопрос.

— Ты мой кровный должник, и представь мое удивление, когда Винсент, мать его, Романо предлагает себя в качестве жертвы.

Черт.

Я сдержал ругательство, хотя все, что мне хотелось сделать, это закричать. Кровь за кровь. Семья Романо отняла капо у Андретти, значит, они отнимут его и у нас. Кровный долг. Единственный способ уладить эту войну.

И Винс сдался.

Конечно, сдался.

Не только потому, что у него был рак, но и потому, что он — несмотря на то, что был главой полиции — верил в мир и жертвовал собой ради семьи. Сейчас я ненавидел его преданность. Мне хотелось, чтобы у него был эгоизм и самосохранение Эльзы, чтобы он хотя бы был здесь. В безопасности.

— Нет, — запротестовал Николайо. — Я не принимаю его жертву.

Ренье улыбнулся. Искренне. Слишком желая,

чтобы долг крови был погашен.

— Ну, это не совсем твое решение. Не так ли, Николайо? Я решаю. — Он прислонил телефон к чему-то и отступил назад, так что нам открылся вид на комнату. На Винса. — Последние слова, Романо?

Перед Винсом лежал наполовину съеденный стейк, как последняя еда заключенных в камере смертников. На его лице было несколько синяков, но они выглядели старыми и затянувшимися.

Винс смотрел прямо в камеру.

— Ашер там?

Николайо передал трубку Ашеру, который ответил гортанным:

— Винс.

Я не хотел, но освободил комнату вместе с Николайо, Минкой и Люси, чтобы дать Ашеру возможность побыть одному. Слезы продолжали течь по лицу Люси, но она молчала, пока Минка брала Николайо за руку и вела его на балкон.

Тишина подтачивала мой рассудок, пока мы ждали, когда Ашер закончит.

— Я знаю, что ты винишь его.

Я не сводил глаз с двери.

— Из-за Николайо Винс оказался в такой ситуации.

— Николайо не виноват в том, что ваши семьи находятся в состоянии войны. Она началась задолго до него.

— Винс отдал себя, чтобы оплатить кровный долг. Чтобы снять награду с головы Николайо.

— А ты не задумывался, что за этим стоит нечто большее? Может, окончание войны пошло на пользу всем, кого он любит?

Она была права, и я замолчал. После ухода Ашера Люси зашла в комнату к Винсенту. Прошло десять минут, прежде чем я занял свою очередь. Оставшись один в комнате, я испытывал чертовски сильное желание позвать сюда Ари. Она отвлекала меня последние две недели, и все, что у меня оставалось, — это биение пальцев по бедрам, когда я пытался оттянуть разговор, который должен был состояться.

— Ты выглядишь как дерьмо, — проворчал дядя Винс.

— Спасибо. Ты тоже.

Да, скажи парню с раком, что он выглядит как дерьмо. Очевидно, они с Джио воспитали меня правильно.

— Как девушка?

— Эльза по-прежнему самая стервозная стерва Востока. Не думаю, что это изменится в ближайшее время. Или вообще никогда.

— Я имел в виду девушку Де Лука.

— О. Ее. — Я не знал, как он догадался спросить об Ари, но я мог либо задать вопрос, либо дать умирающему ответы на его вопросы. — Она… что-то другое. Она следила за Тесси, пока я искал тебя. Она нравится Тесси.

У меня перехватило горло, когда я понял, что у него не будет возможности попрощаться с Тесси.

— Она тебе нравится?

— Какое удобное время для игры в сватовство.

— Уклонение. Это "да".

— Она не Эльза.

— Ну, я также не считал Эльзу стервой, пока ее стервозность не ударила меня по горлу, и у меня не осталось выбора, кроме как погладить ее по голове и отправить в путь.

— Помнишь, я рассказывал тебе о Юпитере и Ганимеде?

— Луна и планета. Всегда вращаются вокруг друг друга. Ариана Де Лука — не мой Ганимед.