Бастион: Ответный удар
Шрифт:
– Ну да, – кивнул Шашлык. – Новая наркота мелькнула на территории Крокодила, Тайсон туда не лезет. Но поплывет-то она и к Тайсону, как ты считаешь, начальник? Физику знаешь? Все расплывается – во, блин… Закон такой есть. Тем более у Тайсона своя «дурь» вконец опошлилась – и по какчеству, и по деньгам, понимаешь?
– А чья «дурь» у Тайсона – таджикская?
– А то!
– А новая?
Стукач пожал плечами. По глазам видно – не врет.
– Не знаю. Но не с полей, точно.
– Химия?
– Да какая-то заковыристая… Поговаривают, ощущения улетные, – Шашлык мечтательно зажмурился. – Мировой кумар. Неподражаемо, начальник. Похмелюга минимальна,
– А что Крокодил?
– А вроде была разборка. Но крокодиловские отперлись – мол, не наш товар. Как знать, начальник, может, и не их.
– Как называется наркота?
Шашлык почесал плешивую макушку. Странное дело – самому от силы четвертной, а лысине – лет сто.
– Какой-то «флаер»… или «фраер»… Не помню.
– Ну, если «флаер», то штука, в натуре, улетная, – Губский, по подобию Шашлыка, почесал макушку. – Сам-то не прикидывал, откуда ей взяться у нас, этой дряни? Давай, делись, Шашлык. Я знаю, у тебя балда варит.
Шашлык немного пожеманничал, но потом махнул рукой:
– Знаешь, Лев Васильевич, я не эксперт, но скажу тебе прямо. Если бы ко мне вдруг подвалил какой упырь и ляпнул, что эту химию бытовую варят в нашем городе, я бы не стал называть его козлом – этого упыря. Догоняешь? Хотя повторю – Шашлык не эксперт.
Губский помолчал. Дело еще не стало проясняться, но где-то далеко-далеко на востоке слегка заалело. Интуиция?
– Я скажу тебе даже больше, начальник, – добавил Шашлык. – Тамошние мусора взяли одного торговца. Так, мелочь пузатую. И чего-то у них вдруг сразу разладилось. Или не сразу… Но все равно разладилось. Нормально, да?
– Почему? – рассеянно пробормотал Губский, уносясь мыслями в далекую перспективу.
– Гы-гы, – заржал Шашлык. – Я те че, мент?..
Спровадив информатора, Лева сел за телефон (пускай прослушивают, гэбисты) и через полчаса получил ответы на свои вопросы. Неделю назад на улице Полтавской опера оприходовали одного молодого человека с пятьюдесятью граммами порошка, раскололи с ползавода – стоило лишь издали продемонстрировать местного «гоблина» – сержанта Понятых. Зрелище, конечно, не для слабых. Наркотик был какой-то непонятный. Сероватый порошок, на ощупь похожий на соду, но с запахом травы термопсиса и большим удельным весом. В лаборатории пожали плечами. Ну наркотик, да. Но какой-то не такой. Сложный. Следующее звено брали с помпой: парнишка пытался удрать на «Тойоте», пришлось прострелить колесо и сжечь заправку. Дознание провели по накатанной схеме: показали достопримечательность – сержанта Понятых, раскололи. И на том уперлись, потому что новое звено в цепи к моменту приезда сотрудников ОБНОНа уже лежало мертвым с «предупредительной» пулей в голове. Следы терялись. Пару дней погадав на кофейной гуще, сыщики допетрили, что это судьба, и приняли фиаско с должным смирением. Ну не повезло, бывает. Повезет в другом. Хватило даже ума не наезжать на Крокодила. Трудно вообще сказать, был ли информирован Крокодил, но творить такое западло: гадить на собственной же территории – ну в самом деле – не в крокодиловских это традициях. Вот поэтому единственное, на что сподобились сыщики, – это разослать запросы по поводу загадочного наркотика в ближайшие регионы и сложить лапки…
– Ответ отрицательный, – предположил Губский.
– А вот и нет, – ответствовал капитан Чиж, давнишний собутыльник, партнер и старый греховодник. – Попали. Эту же дрянь перехватывали в Томской области. Но там она числилась привозной. Откуда-то с запада, реально не разобрались…
А далее события покатились, как телега с горы. Не успел он усвоить информацию, как подоспела новая: в районе Нахаловки в портовых отвалах обнаружились тела охранника дачи и шофера Толстых. И все благодаря тамошним бичам, у которых в данном квадрате оказались места гнездования, и очень, знаете ли, неприятно, когда у порога твоих зимних квартир вдруг без повода объявляются трупы. К концу дня поступило заключение медэксперта: убиты два дня назад, охранник в голову – причем пуля идентична вынутой из черепа овчарки, а Толстых – в миокард сердца, из того самого «вальтера», обнаруженного под рукой мертвого Кравцова. Картинка преступления, таким образом, принимала размытые очертания. Теперь предстояло не обмишулиться.
А вечером, когда зашло солнце, но еще не стемнело, нарисовался взволнованный Туманов. Светка как раз с каменной миной мыла посуду, Дениска долбил глаголицу, а Губский стоял у него над душой и понимал в этих иероглифах, как Козлякин – в любви.
– Последний раз ты приходил в этот дом полгода назад, – с укором заметил Лева.
– И застал ту же картину, – пробормотал Туманов.
Светка с полотенцем на плече выглянула из кухни.
– Здравствуй, Пашенька, проходи, – пыталась хлебосольно улыбнуться, но получилось траурно.
– Я на минуту, – въехал в ситуацию Туманов. – Пойдем, дорогой, потрещим. Дело есть, – он подтолкнул Леву в прихожую…
Мутные половинки плафона, скрепленные изолентой, освещали стены подъезда серым светом. Лицо Туманова казалось сотканным из двух половинок: темной и бледной. По бледной носились тени.
– Ты мне ничем не обязан?
Лева пожал плечами:
– Как будто нет… Знаешь, Паша, ты бы кругами не ходил, а говорил как есть. Если нужна помощь, я тебя внимательно слушаю. Не помогу – так хотя бы посочувствую.
Туманов помялся.
– Гэбэшник Истомин собирается обвинить меня в убийстве Кравцова. Уверен, у него это получится. Им нужен козел, а на роль козла я – прямой кандидат.
– Вот те раз, – удивился Губский. – Так у тебя же алиби.
– Нет у меня алиби, – отрезал Туманов. – Было, да все кончилось. У меня есть сутки, максимум двое, пока он сфабрикует улики и получит добро от начальства. Он уже исследует мою биографию – по наводке Котляра. Сдал меня Котляр, в контрах мы с ним. Теперь Истомин сутками не вылазит из «Муромца». Информация проверенная. Чую, Лева, добром не кончится.
– Подожди, – Лева поцарапал лоб. – Выходит, Оксана Волина дала ложные показания и ты не был у нее той ночью?
– Выходит, так… Истомин ее расколол, она призналась.
– Но тогда… – Губский сделал нерешительную паузу.
Туманов всколыхнулся:
– Да ничего и не тогда… Не убивал я Кравцова, понимаешь? Я приехал к нему на дачу, мы обсудили одно заманчивое деловое предложение, и я уехал. Все. Кравцова не трогал. А где был потом – кому какое дело?
– И ты не расскажешь Истомину, где тебя носили черти?
– Не расскажу.
– А мне?
– И тебе не расскажу.
– Ну извини, – Губский развел руками. – Это смешно, Паша. Как я могу вынуть тебя из дерьма, если ты отбиваешься и сам в него упорно лезешь?
– Но ты же хочешь найти настоящих убийц? Подумай. Как насчет утереть нос гэбэшникам, а, Лева? Отыграться за обиды? Доказать, что не вы, менты, – недоноски, а они – паразиты, сидящие на чужом горбу… А заодно и меня отмазать? Ты как, Лева?
– Хочу, – чуть помедлив, признался Губский. Какой же ребенок не хочет конфетку?