Бастионы Дита
Шрифт:
— Кто же этот третий? — усмехнулся Хавр. — Не ты ли, любезная?
— Ты угадал. Но изменить уже ничего не сможешь. И не пытайся.
— Блюститель Заветов ищет приключений? Опасностей? Лишений?
— Вовсе нет. Но, как я убедилась, на этом свете для меня существуют только два безопасных места. Рядом с тобой или там, где ты до меня вообще не сможешь добраться.
И еще одна встреча ожидала меня в этот день — последний день пребывания в Дите.
А посетил меня не кто иной, как Блюститель Братской Чаши — таинственный затворник, покидавший свой дом-крепость только ради посещения наиважнейших Сходок, гроссмейстер ордена кастратов (наверное, ему от причинного места больше всех
Случайно или нет, но он появился в моем новом жилище, когда Ирлеф уже ушла, а я еще не завалился спать.
Столь поздний визит требовал хотя бы формального объяснения, однако мой гость, по-барски равнодушный к каким-либо условностям, не снизошел до этого, а сразу принялся расспрашивать о мирах, которые мне довелось посетить. Не знаю, верил ли Блюститель Братской Чаши в Изнанку, как Ирлеф, или относился к подобным бредням снисходительно, как Хавр, но слушателем он оказался благодарным — ни разу не перебил меня, не попытался поймать на противоречиях, не уличал в нарушении Заветов, а лишь изредка задавал наводящие вопросы.
Естественно, мой рассказ не имел ничего общего с серьезным отчетом, а представлял собой серию разрозненных эпизодов, сюжетно связанных с моим нынешним положением (неправедный суд, отсроченная казнь, неожиданное спасение). При этом я старался ненавязчиво склонить разговор к наиболее актуальной для меня теме: ни в коем случае нельзя допустить, чтобы из-за зелейника прервался мой, благословленный свыше, путь.
— Мне понятны твои печали, — произнес мой собеседник, опустив долу свои маленькие проницательные глазки. — Долг служения покровителям даже выше предопределенности. Верность — сильнее рока. Но, увы, ты всего лишь человек, а следовательно, перед зелейником беззащитен. Поверь, от него не существует противоядий. Многие пытались вырваться из его хватки. Смирись. Если ты действительно, — последнее слово он произнес с нажимом, — находишься под защитой сверхъестественных сил, они найдут способ помочь тебе. Ведь, в конце концов, твоей телесной оболочке не обязательно продолжать весь этот путь до конца — то же самое может совершить и твой дух, переселенный в другое человеческое или звериное тело. Такие случаи известны. Мне кажется, что собака, например, преодолела бы все препятствия с большим успехом, чем существо нашей породы. По крайней мере на нее обращали бы куда меньше внимания.
— Надеюсь, это шутка, любезный, — возразил я. — Моему духу будет тесно в собачьем теле. Тем более есть миры, где о собаках слыхом не слыхивали. Вот уж охота начнется. А в некоторых мирах, наоборот, — собака самое желанное лакомство.
— Беда лишь в том, — продолжал самый кастрированный из кастратов, совершенно не обратив внимания на мой не слишком почтительный демарш, — что высшие существа даже при желании не могут понять наших мелочных страстишек, наших жалких побуждений, нашего примитивного мышления. Чего ждать от бессмертных небожителей? Они с такой же легкостью забывают о целых народах, как и об одном-единственном человеке. Поэтому не возлагай чрезмерных надежд на чудесное спасение. Приготовься к тому, что тебе не только придется прожить здесь долгие годы, но и умереть среди нас.
Ни к чему не обязывающий, вполне светский разговор лениво тек от одних частностей к другим. Блюститель Братской Чаши не касался ни личностей, ни конкретных обстоятельств, ни к чему не призывал, ни от чего не предостерегал, но постепенно изо всей этой словесной мишуры вырастала стройная, предельно ясная концепция: ты (то есть я) много повидал на своем веку, умудрен опытом и вольных скитаний, и заточения, испытал войну и любовь, не замешан в повседневных дрязгах Дита, умен, осторожен, тверд и еще много чего, а потому должен
Что я мог ответить моему змею-искусителю? Что этой пресловутой властью я сыт по горло? Что сума нищего скитальца мне милее, чем золотая корона? Что я плевал на их подлые делишки, цель которых не спасение народа, а лишь свой собственный шкурный интерес? Но вместо всего этого, в столь же округлых, построенных на околичностях и намеках фразах, я высказался в том смысле, что, с одной стороны, не могу не согласиться с мудрыми замечаниями любезного Блюстителя, а с другой стороны, считаю себя недостойным для столь высокого предназначения, хотя окончательное решение смогу вынести только после своего возвращения в Дит из Заоколья.
Некоторое время мы еще беседовали о всяких ничего не значащих вещах, а затем стали прощаться. Из последней витиеватой и двусмысленной фразы Блюстителя Братской Чаши я понял, что несдержанным на язык и неблагодарным людям иногда подсовывают совсем другой зелейник — видом и запахом не отличимый от настоящего, но в смысле действия прямо ему противоположный.
— Спасибо за теплые слова и лестные предложения, — сказал я напоследок. — Желаю и вам всего этого полной мерой.
Часть вторая
Напутствовали и провожали нас все в том же подвале заброшенного дома, дверные проемы которого (если, конечно, они имели функциональное, а не декоративное назначение) годились скорее для бродячих телеграфных столбов, чем для людей. Стены были сложены из камней, скрепленных не известью или цементом, а чем-то похожим на застывшую бурую пену, да и сами эти камни при ближайшем рассмотрении выглядели не тесаными, как везде, а скорее, литыми — их поверхность хранила отпечатки перистых листьев и чего-то напоминавшего коровьи копыта.
— Долго не задерживайтесь, — сказал Блюститель Бастионов. — Закончите все дела и сразу назад. Сокрушения происходят все чаще. Да и в окрестностях неспокойно. Вчера какие-то оборванцы к стенам подходили. Мы здесь таких никогда не видели. Жаль, далеко были — из ружья не достать. Скоро нам понадобится каждый дитс, способный держать оружие.
— Обязательно разузнайте, где чего больше уродилось, — сказал Блюститель Воды и Пищи, — выясните, почему перестали подвозить зерно и почему масло в последний раз было такое прогорклое. Прикиньте, какой урожай орехов ожидается в окрестных лесах.
— Обращайте внимание на ручьи и реки, текущие с гор, — сказал Блюститель Ремесел. — Я ведь учил тебя, Хавр, как находить следы руд в песке и гальке. И не забудьте, что у нас на исходе медь и твердое дерево. Всех наших постоянных поставщиков ты знаешь. Предупреди их, что впредь ничего в долг не получат. Если до конца месяца не рассчитаются, мы поищем других партнеров.
— В дороге, конечно, всякое может случиться, — сказал Блюститель Площадей и Улиц. — Особенно в такой, которая предстоит вам. За вас двоих можно не беспокоиться. Вы люди бывалые. Как говорится, в огне не горите и в воде не тонете. А вот Блюститель Заветов, любезная наша Ирлеф, совсем из другого теста. Город покидает впервые. Позаботьтесь, чтобы она вернулась назад живой и здоровой. Можно сказать иначе: без нее не возвращайтесь. Но я так не скажу. Возвращайтесь в любом случае. Но, если с Ирлеф что-нибудь случится, разбирательство будет самым суровым.