Бастионы Дита
Шрифт:
— Но ведь тебе случалось защищать свою жизнь?
— Случалось. Но я всегда старался пользоваться минимальными средствами. Поэтому, видно, и уцелел.
— В тех мирах, где ты побывал, оружие, наверное, получше, чем у нас?
— Более разрушительное, ты хотел сказать? Да, есть клинки, один взмах которых способен разрушить крепость. Есть копья, несущие смерть на край света. Есть ружья, убивающие сразу целую армию. И всякие другие штуки, которыми можно уничтожить любой из миров.
— Даже Изнанку? — поинтересовалась
— Любой… Но, если отравить водопои врага, яд рано или поздно проникнет и в твой колодец. Близкие миры связаны между собой даже сильнее, чем соседние источники.
Просека закончилась, и мы вышли на просторную поляну, еще хранившую следы сравнительно недавней раскорчевки. Размеры и архитектуру располагавшегося посреди поляны строения нам было трудно оценить, поскольку его крыша едва виднелась за высоким частоколом, по углам которого сохранились четыре огромных живых дерева.
— Очаг сегодня еще не зажигали, — сказал Хавр, потянув носом.
Вне стен города он вел себя весьма уверенно. Чувствовалось, что его родная стихия именно здесь, на опасном, продуваемом всеми ветрами приволье, а не в замкнутом каменном мирке. Сейчас он был крайне насторожен (не испуган, а именно — насторожен) и даже ступать стал по-другому, мягко и в то же время пружинисто, словно подкрадывающийся к добыче кот. Зато Ирлеф, наоборот, вела себя, как испуганная мышка — или металась без толку, или впадала в оцепенение. Открытое пространство, буйство запахов и форм, новые впечатления и атмосфера постоянной тревоги просто подавляли ее.
— Оставайся здесь, — сказал Хавр. — А я обойду дом вокруг.
— Нет! — воскликнула Ирлеф. — Я с тобой!
Она боялась не за себя. Она боялась утратить контроль над ним. Хавр только замычал, сдерживая, очевидно, весьма красноречивые эпитеты.
— Ладно, — мне пришлось взять инициативу на себя. — Могу и я сходить.
Давно зарекшись верить Хавру, да и не ощущая поблизости особой опасности, я тем не менее обошел поляну по самой ее кромке, скрываясь за деревьями, — осторожность, как говорится, бывает лишней только в супружеской постели. Ничего подозрительного, кстати, не обнаружилось — забор как забор, калитка как калитка, пушкой не прошибешь. Никаких следов осады, никаких признаков запустения. В общем, все в целости и сохранности, о чем вскорости и было доложено Хавру.
Тот кивнул, выставил вперед ствол своего ружья, и все мы, топча лесные травы, двинулись к дому. Калитка оказалась запертой изнутри, и на стук в нее никто не отозвался. Бревна в частоколе оказались подогнаны настолько плотно, что заглянуть во двор было невозможно.
— Может, пока мы крюк по холмам давали, хозяин в город уехал? — предположил я.
— Нечего ему там сейчас делать, — ответил Хавр. — Тем более когда он уезжает, спускает с цепи псов. Они бы уже давно лай на весь лес подняли.
Пришлось нам с Хавром исполнить
— Сейчас тут шум начнется, — сказал он. — Но вы не пугайтесь. — И спрыгнул во двор.
Там сразу что-то забренчало, залязгало и затренькало на разные лады. Однако вскоре грохот затих, и после томительной паузы я спросил:
— Ну что там у тебя?
— Порядок, — запор калитки лязгнул. — Заходите.
Одного-единственного взгляда было достаточно, чтобы убедиться — порядка здесь как раз и нет. Двор был усыпан битой посудой, тряпьем, обломками мебели и всяким иным добром, ныне превратившимся в бесполезный хлам. Распахнутую настежь дверь, точно так же, как и высокий порог, покрывала густая, бурая, давно засохшая масса, к которой даже мухи потеряли всякий интерес. Жуткое кровавое месиво расплескалось так широко, будто человека, превратившегося во все это, расплющило одним страшным ударом даже не в лепешку, а скорее, в пюре.
— Посмотри туда, — Ирлеф указала на дальний угол забора, где на бревнах тоже виднелось нечто похожее — темная клякса площадью в два квадратных метра.
(И еще я обратил внимание: по всему периметру ограждения были натянуты драные, отслужившие свое рыболовные сети, на которых, как елочные игрушки, висели всякие железки, горшки, склянки, сковороды и прочая негодная хозяйственная утварь. При сотрясении этот утиль и создавал тревожный перезвон.)
— Хозяин один жил? — спросил я.
— Последнее время один, — ответил Хавр.
Осторожно обойдя двор изнутри, он издали показал мне три пальца. Всего, значит, здесь пятерых прикончили. А в доме?
— Это не кровь, — сказал Хавр, рассматривая бурый комок, который он подцепил кончиком ножа. — Точно, не только кровь. Здесь и кости, и мясо, и кишки. Только все перемолото в пыль.
— Так бывает, когда на кухне овощи перетирают сквозь сито, — подтвердила Ирлеф, по лицу которой расползалась мертвенная бледность. — Но такое мелкое сито нельзя сделать.
— Ладно, посмотрим, что в доме делается.
Просторная комната с узкими окнами-бойницами, занимавшая весь первый этаж, выглядела так, словно в ней не меньше недели жрало, пило, буйствовало и испражнялось целое стадо обезьян. Причем пили они из предметов, совершенно для этого не предназначенных, а ели вообще варварским манером — окорока грызли прямо зубами, а муку зачерпывали руками из горки на полу, о чем свидетельствовали следы пальцев.
Второй этаж пребывал в ничуть не лучшем состоянии. Кроме всего прочего, тут еще и костер разводили. Пока мы топтались среди всей этой разрухи, стремясь отыскать хоть что-то, способное пролить свет на причины разыгравшейся здесь трагедии, снизу раздался истошный крик Ирлеф: