Бастионы Дита
Шрифт:
— О чем вы? Какая сила? — Ирлеф очнулась.
— Сильно шарахнуло нас, говорю, — Хавр повысил голос. — Так близко от границы Сокрушения я еще не оказывался. Едва носа не лишился.
— Это вы, кажется, Хлябью называете? — поинтересовался я, тронув ногой грязь, уже начавшую по краям засыхать.
— Хлябью, — подтвердил Хавр. — Да только Хлябь разная бывает. В какой-то и жить можно, а другая опаснее Одурника окажется.
— Куда же нам от этой Хляби деваться?
— Можно, конечно, назад через Переправу вернуться и переждать, да что толку… Если тут зараза есть, мы ее уже подхватили. А ядовитых гадов и перевертней вроде не видно. Глубина шутейная, — он бросил в болото камень. — Пойдем напрямик. Зачем
— Пойдем, — эхом повторила Ирлеф. — Куда пойдем? Зачем? Что, спрашивается, полезного мы успели узнать? Что златобронники ненавидят нас? Что Окаянный Край разорен? Что Переправа — это мост из пустоты? Все это давно известно или не представляет никакого интереса. Где твои соглядатаи, о которых ты так много говорил на Сходках?
— Эх! — Хавр с досадой махнул рукой. — Ты опять о своем. Я же не могу знать все, что происходит в такой дали от Дита. Когда я говорил о соглядатаях, они были живы-здоровы, а теперь могли уже и дух испустить. Сама видишь, что здесь творится. Там, где вчера деревня стояла, сегодня мох растет.
— Неужели ни одного не осталось?
— Почему я должен перед тобой оправдываться? — взъярился вдруг Хавр. — Отчет я дам в надлежащее время Сходке. А ты можешь высказать там свое особое мнение.
— Боюсь, что ни меня, ни моего особого мнения на Сходке уже не дождутся, — печально сказала Ирлеф.
— Никто тебя сюда не гнал. Сама полезла. Понимаешь теперь, что зря?
— Нет, как раз и не зря. — Слова эти прозвучали весьма многозначительно.
Болотная жижа едва доходила нам до щиколоток, а под ней было хоть и осклизлое, но вполне надежное дно. Там и сям наружу торчали то ли догнивающие коряги, то ли какие-то уродливые растения. Мелкие, в полметра длиной твари, похожие на ожившие еловые шишки, при нашем появлении расползались в разные стороны. Изрядно проголодавшийся Хавр поймал одну, но, не найдя ни головы, которую можно было бы свернуть, ни брюха, которое можно было бы вспороть, да вдобавок еще и уколовшись о чешую, отбросил ее прочь. Мелкая мошкара все плотнее роилась вокруг наших голов, однако сильно не досаждала, разве что видимость ограничивала.
— Гнус, — озабоченно сказал Хавр, махая перед лицом пятерней. — Гнус из Хлябей…
— Ну, если нам еще и гнуса бояться… — начал было я, но Хавр не дал мне договорить.
— Это совсем не тот гнус… Помнишь мои слова? «Да не пожрет нас гнус из Хлябей и Пустошь не побьет камнями». Их мой отец любил повторять. Заклинание такое есть. А в заклинании каждое слово значение имеет.
— Как же, интересно, эта мошкара может нас пожрать? — Я ухватил рукой горсть роящихся насекомых. Были они хоть и крошечные, но плотные, словно маковые зернышки.
— Боюсь, в опасную переделку мы попали, — продолжал зловеще вещать Хавр. — Как только этого гнуса побольше соберется, тут такое начнется! Завязывайте, пока не поздно, носы и рты. Глаза зажмурьте. Да и уши не помешает чем-нибудь заткнуть.
— Как же мы тогда пойдем? — удивилась Ирлеф.
— На ощупь, любезная, на ощупь. Как слепые ходят. Друг за дружку цепляйтесь, а я у вас поводырем буду. — От куста, торчавшего из болота, он отломил длинный толстый прут.
— Если это твоя очередная идиотская шутка, пеняй на себя, — предупредил я. — Или этим самым гнусом, или этой грязью я тебя точно накормлю.
Но Хавр так суетился, что даже не обратил внимания на мои слова. Уступая его понуканиям, мы плотно обвязали платками носы и рты, сразу став похожими на разбойников с большой дороги, а уши заткнули надерганной из подкладки ветошью. Все эти предосторожности я воспринимал как блажь Хавра. Мне ли, только что переборовшему Страшное Сокрушение и вырвавшемуся из лап сверхъестественного существа, было бояться какого-то гнуса.
А он тем временем стягивал силы со всего болота. Не обращая
Едва мы ощутили под ногами твердую почву (на каждом из нас к тому времени висело уже по нескольку килограммов мошкары), как крылатые твари сразу утратили свою бешеную активность и стали отваливаться целыми комьями. Почувствовав, что лицо полностью очистилось, я разлепил глаза и успел рассмотреть, как серая туча убирается восвояси, бесследно рассеиваясь среди топи. Мы еще долго отряхивались, откашливались и отплевывались, прежде чем вновь обрели возможность свободно дышать, говорить и слышать.
— Посмотрите, — сказал Хавр, указывая в сторону болота. — Еще немного, и мы бы тоже стали такими.
Всего в десятке шагов от края Хляби я увидел остатки какого-то животного, не то дикой свиньи, не то детеныша бегемота. В его целиком выеденном чреве копошилось множество уже знакомых нам шишкообразных существ — все в желудь величиной и блестящие, как новенькие монеты. Без сомнения, это был все тот же гнус, благополучно прошедший метаморфозу в теле жертвы, точно так же, как это делает шелкопряд, превращаясь среди листвы тутового дерева из червя в бабочку.
— Забавные твари, — сказал Хавр. — Жаль, нельзя прихватить с собой пару мешков такого добра. Устроил бы я тогда кое-кому веселенькую жизнь.
Земля здесь действительно выглядела как лоскутное одеяло — базальт и лёсс [6] , чернозем и солончаки, суглинок и пемза соседствовали в самых живописных комбинациях. Вот только ничего живого не попадалось на нашем пути; то ли никакие формы жизни изначально не могли существовать в атмосфере постоянного катаклизма, то ли некий привнесенный фактор сделал ее невозможной. По крайней мере Хавр запретил нам не только пить воду из здешних источников, но даже прикасаться к чему-либо голыми руками. Однако путь наш не был труден, приходилось лишь обходить стороной Хляби разного происхождения.
6
Осадочная горная порода.
Так мы шли до тех пор, пока характер местности не стал постепенно меняться — появились кустики травы, какие-то тощие кактусы, многоглавые пальмы. Стороной пробежал небольшой облезлый зверек, немного смахивающий на лисицу.
Похоже, Хавр неплохо знал эту местность. На первом же после Переправы биваке он накормил нас нежной сердцевиной какого-то дерева, на вид не более съедобного, чем саксаул, и напоил сладким соком кактуса. Потом его внимание привлек неказистый, почти лишенный листьев кустик с бурыми толстыми ветками. Срубив одну из них, Хавр попробовал срез на язык и даже глаза закатил от удовольствия.