Басурманин. Крылья каарганов
Шрифт:
– Что ты, и не помышлял, краса моя ясная! Есть у меня надобность в Рязань сходить. Сказывают, там приюта сыскал хан Дамир. Мне до него дела нет, а вот Джамбулату он шибко надобен. Запоим оного хана, он к моим ногам половину Руси положить обещался.
– Да в умели ты, Олег Святославович? – в ужасе отшатнулась от мужа красавица – половчанка. – Чтобы не сотворил тот хан, да защитят тебя духи и боги вышние на него идти. Сам пропадёшь и войско погубишь!
Князь Олег налил в кубок мёду, отпил и развалился на лавке:
– Что так?
– Он, как и его
– А тебе ведомо, в чём его сила? Как сломить непокорного?
– Того никто не ведает. Сказывают, что за Дамиром этим старец Хамзир приглядывает. А супротив сааршы 28 ни один хан кыпчакский, хазарский или ещё какой не встанет, ибо смерть лютая ждёт всякого, кто на одну тропку с ним выйдет.
28
Сааршы – колдун.
Князь поднялся от стола, подошёл к княгине, сжал плечи:
– Спужали, как я погляжу красу мою ясную эти россказни о ведуне. А кто его видел-то, Хамзира этого? Вот ты или атасы твой встречали старца, что такой ужас на вас нагнал?
– Нет.
– Стало быть, нет его и в помине, ведуна того. И не пристало верить тому, что очи твои ясные невидали.
Караса Осолуковна хотела было что-то сказать, да князь наложил на её уста палец.
– Не кручинься и головку милую страхами не забивай. С таким военачальником как Джамбулат, да с войском, что у хана Осолука, ни одному княжеству не устоять. А хану Дамиру и подавно. Ступай! А поутру гонца к атасы пошлём. Давненько он у нас не гостил.
– Не приедет он. Самим надобно.
– Ну, так и гонец тогда не к чему. Сами поутру и поедем. Ступай, ступай… – подтолкнул он жену к двери.
Караса молча кивнула и скрылась за маленькой дверцей. Пройдя тёмными коридорами и неслышно спустившись по потайной лестнице, она распахнула низенькую дверку и оказалась в маленькой светёлке. Одинокая лучина тускло освещала нехитрое убранство: лавка, стол сундук, да узкая лежанка.
– Самоха! – шёпотом позвала красавица-половчанка. – Самоха, ты тут?
Но в светёлке никого не оказалось. Присев на лавку, Караса принялась размышлять, где носит этого мальчишку, когда дверь тихонько отворилась и высокая щуплая тень скользнула в комнату.
– Самоха! – вновь тихо позвала Караса.
Тень съёжилась, сжалась, и крадучись вышла на свет.
– Тьфу ты, спужал! – встала половчанка. – Где ты ходишь, когда нужон?
И не дожидаясь ответа, схватила служку за руку и усадила рядом с собой на лавку.
– Сказывай, что слыхал? Об чём князь с воеводой и хорезмийцем говорили?
– Ох, княгиня-матушка, – покачал головой Самоха. – Худое затевают оне, ох, худое! На Рязань идти хотят хана какого-то ловить. Воеводу того, что в терему привечали, Олег Святославович обещался в Рязанском княжестве наместником посадить, а себе все прочие земли взять. Затем войско ему нужно. К хану Осолуку, батюшке твоему, кланяться собирается.
– И о каких землях они сказывали?
– О ростовских, муромских да суздальских. А ещё новгородских…
– Стало быть, князь Русь воевать собрался!
– Как есть собрался, княгиня-матушка.
Самоха шмыгнул носом и поднял умоляющие глаза на княгиню:
– Доколе же терпеть нам? Неужто опять смотреть станем на бесчинства князя?
– Не станем, Самоха. Князь поутру тебя к атасы посылать собирался, да я в степь напросилась. Со мной поедешь. Поодаль ото всех держись, на глаза князю зазря не попадайся. А как в чисто поле выедем, скажу, что делать. Ты узелок собери, ибо сюда больше не вернёшься. Как не жаль мне с тобой расставаться, а надо. Собирайся. Я к себе пойду, пока князь не кинулся.
Глава 6
В хлопотах и заботах не успели заметить, как настал грудень 29 . И лишь когда раньше срока ударили морозы, скорый приезд невесты, да и сама свадьба перестали казаться призрачными, словно позднее марево над рекой.
В Рязань потянулись купцы с товарами, рыбари везли лучшую рыбу, охотный люд из окрестных деревень доставлял свежую дичь, пекари ставили хлеба, в теремных подвалах квасили брюкву с поздними яблоками и варили меды. Постепенно всё готовилось к предстоящей свадьбе князя Владислава.
29
Грудень – конец октября – начало ноября.
Дамир всё чаще пропадал в кузне и у восходного холма, где стояли шатры вольного народа. Владелина понимала: среди половцев он чувствовал себя ближе к покинутой, безвозвратно утраченной родной земле. Вспоминая о непростых днях на чужбине накатывали всё чаще, тем тяжелее становились думы о предстоящей свадьбе, не её, но князя. Ей хотелось, чтобы брат выжил тогда, в детстве. И это он готовился бы теперь к свадьбе. И его невесту ожидали со дня на день. А она…
– Опять головку тяжкими думами терзаешь, княже? – услыхала Владелина над ухом шёпот боярина Магуты. – Так гляди, те, кому не пристало, чего пронюхают, да лихое об тебе сказывать станут?
Встрепенулась она, наскоро огляделась. В думных палатах окромя неё и боярина Магуты, только воевода.
– Прав ты, Яр Велигорович! О делах помышлять надобно.
– Вот и я об том! Что за думы терзают тебя? Вижу, неспокойно на тебе. Взгляд затуманенный, тоскливый. Неужто вновь о свадьбе печалишься? Не кручинься, не волнуй головку мыслями тяжкими. С князем муромским всё сговорено, решено всё да продумано. Не тревожься так понапрасну. Обойдётся всё, ладно будет!
Владелина вздохнула, взяла со стола грамоту и принялась читать. Да только письмена перед глазами заплясали и стали расплываться.