Батальон прорыва
Шрифт:
– Вот спасибо, младший лейтенант! Молодец! А то у меня командовать некому. Ты тут пока прощайся, а потом ко мне подходи. Я тебе ситуацию объясню.
Скоморохов попрощался с пограничниками, подошел к Шилохвостову.
– Прощайте, товарищ лейтенант.
– Не прощайте, Скоморохов, а до свидания. Кто знает,
– Да что вы, товарищ лейтенант, какой долг. Война ведь.
Рядом вырос Бондаренко.
– Товарищ лейтенант, дозволите залишитися мени з товарищем младшим лейтенантом, дуже вас прошу.
Шилохвостов покосился на Бондаренко.
– Явился, не запылился. Что, Скоморохов, возьмешь бойца?
– Возьму.
– Что ж, долг платежом красен. Забирай Бондаренко себе.
Через десять минут грузовики перевалили через мост и помчались по дороге в сторону Киева. Скоморохов и Бондаренко смотрели им вслед, они не знали, суждено ли им встретиться вновь с боевыми товарищами.
Сентябрь 1944 года. Специальный проверочно-фильтрационный лагерь НКВД
Кисточка скользила по обшарпанному забору, накладывая на него свежий слой зеленой краски. Не отрываясь от работы, Скоморохов слово за словом, отрезок за отрезком восстанавливал в рассказе свое прошлое. Арсений Голота молча стоял рядом. Повествование Скоморохова так его увлекло, что он забыл про работу. Андрей закончил говорить, но продолжал красить. Он искренне надеялся, что после спецлагеря на пережитое им прежде вот так же, свежей краской, ляжет новый, более счастливый, период жизни, который поможет залечить душевные раны. Словно прочитав его мысли, Голота произнес:
– Да-а, помотала тебя судьба, как шаланду в шторм. Ничего, мы теперь наступаем, глядишь, и войне скоро конец придет. Главное, шоб с нами тут разобрались, да по справедливости всё решили.
Из нутра черной «тарелки» радиорепродуктора, закрепленной на столбе неподалеку от них, послышался голос Левитана. Передавали сводку Совинформбюро. Голота и Скомохохов замерли, жадно ловили каждое слово.
– Войска Ленинградского фронта, развивая наступление, 23 сентября овладели важным портом в Рижском заливе городом Пярну…
Они дослушали сообщение до конца, а вот дослушать песню «Бьется в темной печурке огонь» им помешал седоусый старшина.
– Скоморохов! Следуй за мной. Тебя на допрос вызывают.
Обстановка кабинета следователя не отличалась изысканностью: два старых стола, стулья, табурет, потертый кожаный диван, вешалка-стойка, шкаф с бумагами. Сам следователь, бледнолицый младший лейтенант лет двадцати пяти от роду, встретил Скоморохова не очень дружелюбно. Холодный взгляд, плотно сжатые губы, нахмуренные кустистые брови говорили о том, что сотрудник «Смерша» не испытывает особых симпатий в отношении подследственного. Младший лейтенант указал Андрею на табурет рядом со столом:
– Садитесь.
Скоморохов сел, табурет тихо скрипнул. Следователь бросил пристальный взгляд на Андрея, повернулся к соседнему столу, за которым сидел молодой худощавый стенографист с погонами сержанта.
– Готов?
Сержант кивнул головой:
– Так точно.
Однако начинать допрос младший лейтенант не торопился. Перебрал на столе бумаги, отхлебнул из стакана чай, закурил папиросу и лишь потом обратился к Андрею:
Конец ознакомительного фрагмента.