Батарея
Шрифт:
– Это ты уже официально обращаешься ко мне, как к непосредственному командиру? Ты хочешь, чтобы я подтрибунально снял весь гарнизон батарейного укрепрайона и бросил под стены захваченной врагом крепости? Так это, слава богу, не в моей власти. К тому же лично я подобными бредовыми авантюрами вообще, в принципе не увлекаюсь.
– Извините, товарищ майор, всего лишь хотел знать ваше мнение.
– Не ври, Гродов! Подтрибунально не ври! Ты хотел выведать, не стану ли я возражать против того, чтобы тебя снова сняли с командования батареей и назначили во главе какого-нибудь десантного батальона или полка.
– Но
Идея «крепостного рейда» возникла у комбата еще в то время, когда, возвращаясь с берегов Дуная, он впервые оказался в Аккермане. Водитель попросил тогда полтора часа передышки, чтобы сменить колесо, немного подремонтировать машину и заправить ее. Но и без этой «оказии» капитан третьего ранга Ломов, который был старшим небольшой колонны контрразведки Дунайской флотилии, намеревался показать легендарному коменданту «румынского плацдарма» старинную крепость, возведенную несколько сотен лет назад на берегу широкого лимана. Причем восхищен он был даже не тем, что капитан со своим батальоном сумел почти целый месяц продержаться на плацдарме, созданном на вражеской территории, а тем, как он вел себя на румынском берегу, с какой уверенностью давал «мамалыжникам» понять, кто чего на самом деле стоит.
После возвращения комбата с румынского берега Ломов так и сказал ему:
«Ты первый наглядно объяснил румынешти, кто такие советские моряки и чего стоит морская пехота нашей флотилии. Слух даже пошел, что Антонеску объявил тебя „первым врагом Румынии после Сталина“, да к тому же своим личным врагом».
«Ну это уже явная выдумка. Хотя и почетно», – со снисходительной улыбкой возразил тогда Дмитрий.
«Не спорю, может, и выдумка, но что-то в ней все-таки есть… Я бы даже уточнил, что не просто выдумка, а солдатская молва, причем очень важная для поднятия нашего армейского духа, поскольку зарождалась она на самой что ни на есть передовой, имея на то все основания. Во всяком случае, именно с тебя морских пехотинцев стали называть „черными комиссарами“. Когда-то, еще в Гражданскую, подобное название уже возникало».
И комбат вынужден был признать, что штабист прав. Объективно прав, а не потому, что речь шла лично о нем, Гродове, и его батальоне.
… Ну а крепость… Крепость просто-таки поразила капитана. Мощная четырехбашенная цитадель, три обведенных стенами крепостных двора, широкий ров, подземелье с ходами, уводящими в сторону лимана и к центру города, и конечно же земляные валы, которые, с одной стороны, делали обводную стену непробиваемой, а с другой – служили прекрасным бруствером и для пехоты, и для орудий прямой наводки.
«Одного понять не могу: почему эту крепость не превратили в основу мощного укрепрайона?! – в который раз поражался комбат, наблюдая за тем, как внутренний двор крепости поспешно оставляет какое-то тыловое подразделение. – Почему эту крепость и старую, сплошь каменную часть города не превратили в оборонный узел с непроходимыми плавнями на флангах и многокилометровым судоходным лиманом в тылу?!» – изумлялся он, по крепостной стене переходя от одного орудийного капонира к другому, от башни к башне.
Однако на все его душевные стенания капитан третьего ранга реагировал предельно сдержанным, лаконичным: «Ты прав, капитан, никакого разумного объяснения это безобразие не имеет», или «Ты прав, комбат: никакой логике – ни штабистской, ни общечеловеческой – все это стратегическое свинство не поддается. Тем более что оборону крепости вполне можно было бы усилить дивизионом бронекатеров».
Да, теперь все это в прошлом, и после драки кулаками не машут. Но именно эти воспоминания порождали в сознании комбата страстное желание возглавить еще один десант, на сей раз – днестровский.
– Почему это ты, комбат, решил, что я не стану возражать против твоего очередного бегства с батареи? – сурово и деловито возвращает его к реальности голос командира артдивизиона. – Сейчас ты здесь нужен, здесь, – буквально прорычал он. – Со всем твоим фронтовым опытом. И фантазии эти свои десантно-диверсионные брось.
– Вот теперь все проясняется, товарищ майор, – вяло реагирует комбат, прекрасно понимая, что не командиру дивизиона решать в данном случае его судьбу, а значит, и судьбу днестровского десанта.
– Кстати, передовые германские части ведут бои на подходе к Кременчугу, а это уже Днепр, так что ситуация критическая, а для нас с тобой – еще и подтрибунальная. Поэтому первое: через несколько минут твой радист примет шифрограмму, с которой ты как командир береговой батареи обязан внимательно ознакомиться, после чего – сразу же уничтожить. Второе. Приказом командующего военно-морской базой, который теперь одновременно является и начальником Одесского гарнизона, семьи всех военнослужащих приказано эвакуировать за Днепр. Исходя из этого, формируется флотская автоколонна, две машины которой к шести утра прибудут в район Григорьевки. На сборы и посадку – час. Брать только самое необходимое. Сухими пайками, одеялами и охраной семьи будут обеспечены. Маршрут следования и места расселения эвакуированных знает старший колонны. Твое дело – назначить ответственного за эвакуацию, который бы все организовал и за всем проследил.
– Считайте, что уже назначил, – старшину батареи мичмана Юраша. К слову, из его семьи отбывают мать, жена и двое детей.
– Возражений против кандидатуры не имеется. Остальное – в шифрограмме.
Комбат тут же вызвал мичмана на КП батареи, объяснил ситуацию и в приказном порядке назначил его ответственным за эвакуацию. Кроме того, он велел ординарцу срочно подбросить старшину на мотоцикле к Григорьевке, а самому Юрашу приказал его семейный велосипед, как и все прочие веломашины, которые имеются в отъезжающих семьях, реквизировать для нужд гарнизона. Поскольку казарма, командный пункт и корректировочные посты батареи расположены были вдали от «огневиков», любой транспорт представлял собой отныне неслыханную ценность.
Ну а в шифровке сообщалось, что командующим Черноморским флотом вице-адмиралом Октябрьским получен приказ Ставки Верховного главнокомандующего: «Одессу оборонять до последней возможности, привлекая Черноморский флот». Исходя из него, штабом флота создан отряд кораблей, предназначенный для участия в обороне Одессы и Очакова, во главе с флагманским крейсером «Коминтерн», куда вошли эсминцы «Шаумян» и «Незаможник», бригада торпедных катеров, дивизионы канонерских лодок и тральщиков, а также подразделения сторожевых и вспомогательных судов. При этом командование отрядом возложено было на контр-адмирала Вдовиченко.