BATTLEFRONT: Сумеречная рота
Шрифт:
Они молча просидели всю ночь.
Глава 7
ПЛАНЕТА КРУСИВАЛЬ
Четырехсотый день Трехстороннего культурного конфликта
Пятнадцать лет после Войн клонов
Теперь его звали Уму Седьмой: Уму — в честь второго сына
Меж его лопаток было клеймо прежней принадлежности, скрытое под плащом из меха банты. Когда военачальника Малкана не стало, клятвы верности потеряли смысл. К счастью, довольно скоро он встретил Догму. Теперь, стремительно шагая по узким улицам среди песчаниковых стен, он видел такие же, как у него, шрамы на лицах стариков, скорчившихся в наркотическом ступоре на ступенях притонов; на запястьях женщин, подбиравших отбросы в узких переулках; на всех воинах-малкани, у которых не было армии и чей врезанный в плоть триумф теперь отмечал их как изгоев.
Уму не снимал капюшона, отводя глаза от опустившихся малкани. Юноша не боялся за свою безопасность, но он выполнял поручение Догмы. Медлить было нельзя, как и допустить провал.
Оказавшись на рынке, Уму протолкался через толпу торговцев, которые, как ему сказали, могут помочь. Кому-то он ничего не говорил, а просто совал в ладонь пригоршню золотых пеггатов — вознаграждение за службу Догме — и шел дальше. С другими он торговался, и не прошло и часа, как его рюкзак был набит инопланетными батареями, проводами, предохранителями, разными устройствами и деталями.
У Догмы не было недостатка еды, воды и золота, в отличие от технологий. Чтобы уцелеть в битвах с кланами еретиков, нужно оружие, не уступающее оружию противников, и солдаты, которые умели пользоваться бластерами и огнеметами.
Уму Седьмой сражался за Малкана и владел оружием инопланетников.
Покончив с делами на рынке, юноша вернулся в переулки. Он не стал возвращаться прежним путем, зная, что его может ждать засада. Предметы в его рюкзаке могли обеспечить стол и кров одной семье в течение года или оплатить месяц блаженства наркоману. Когда он только начал выполнять поручения Догмы, его порой подмывало смыться с богатством и купить себе свободу и новую жизнь. Такова была его верность хозяевам, несмотря на коллективное повторение заученных клятв утром и вечером и постоянное чтение «Книги Иеропринца». Порой где-то внутри он ощущал болезненное, тяжелое чувство вины из-за отсутствия в себе веры. Но проходили недели, и ему стали поручать более важные задания. У него появились новые причины хранить верность Догме.
— Хазрам!
Он услышал окрик в тот же момент, как на плечо ему легла рука — широкая, мужская, ногти впились в ткань его плаща. Юноша услышал имя, но не понял, что обращаются именно к нему, пока не сбросил руку, ударив локтем в корпус чужака. Тот, кто напал на него, попятился, шаркнув по пыли, и зашелся долгим, хриплым кашлем.
Уму обернулся. В переулке стоял высокий, широкоплечий, лысый мужчина с обожженным блестящим лицом. Очевидно, когда-то он был сильным, но теперь его кожа словно была натянута на каркас из костей. Куртка и штаны кое-где прохудились, а в других местах были залатаны кожаными заплатками. Он смотрел на Уму широко раскрытыми безумными глазами.
— Ты жив, — сказал он. — Я знал, что ты жив.
— Уходи, — коротко и резко бросил Уму. — Догма ждет меня.
Юноша не видел отца почти три года.
Грудь старика вздымалась, словно он бежал. Он зажмурился, а когда снова открыл глаза, взгляд их был более ясным, сфокусированным, но не безумным.
— Я пройдусь с тобой, — сказал отец Уму с осторожностью и раскаянием, словно пленник, договаривающийся об освобождении после сражения. — Догма ведь в Храмовом проезде, верно? Постараюсь не докучать тебе по дороге.
Уму отвернулся от него и снова пустился в путь. Отец плелся следом.
— Ты был там? — спросил он, спустя несколько минут. — Когда малкани разбежались?
— Да, — прошипел Уму.
Каждый из помощников Малкана претендовал на свою часть арсенала инопланетного оружия. Последовавшее за этим кровопролитие было худшим, что Уму приходилось видеть.
— Я предупреждал, что так и будет, — сказал отец. — Так всегда бывает.
Уму ничего не ответил.
— На моей войне тоже так было. Даже после того, как наши враги победили, они сцепились друг с другом.
— Может быть, вам следовало сражаться получше, — холодно и ровно ответил Уму. — Возможно, если бы именно твоя сторона победила, вы знали бы, что делать.
Юноша прибавил шагу. Он слышал затрудненное дыхание отца, старавшегося поспевать за ним.
Уму ожидал, что отец будет спорить. Всегда было так просто заставить его говорить о той войне. Одно неверное слово — и он взрывался, отстаивая свой выбор и свои действия против… Уму никогда не понимал, с кем же на самом деле спорил его отец. Никому на Крусивале не было дела до Войн клонов.
— Ты еще можешь вернуться, — вместо этого сказал отец, повысив голос. — Места и еды у нас достаточно. Я уверен, что смогу спрятать тебя от Догмы!
Уму поморщился и резко остановился, впечатав ноги в пыль. Он не повернулся к отцу.
— Догма дает нам мясо, мед и вино каждый вечер, — сказал он. — Просыпаясь, я вдыхаю аромат фруктов, а не плывущего по улицам дерьма. Я принес им клятву. Зачем мне возвращаться к тебе?
Отец не ответил. Возможно, ушел.
Ну и ладно. Все, что сказал Уму, было правдой, но не потому он оставался с Догмой. Юноша не хотел говорить о ней с отцом. Как и о малкани, и о том, кем он стал с тех пор, как ушел из дому.
Не Хазрам. Не Донин. Уму Седьмой.
Нечто внутри него, какой-то рудиментарный инстинкт призывал швырнуть рюкзак и броситься за отцом. Найти его и…
На этом фантазия кончалась. Не было никакого «и». Нельзя вернуть беспечное детство. Оставался лишь страх утратить возможность.
До Храмового проезда и старинного монастыря, где обитала Догма, он добрался в сумерках. Юноша пропустил вечернее обязательное проявление преданности и должен был явиться до полуночи, чтобы искупить вину. Но никто не укорил его. Соратники тепло встречали Уму. Он шел мимо них, раздавая свои приобретения инженерам, оружейникам и ремесленникам.