BATTLEFRONT: Сумеречная рота
Шрифт:
Намир прокрутил это имя у себя в голове. Головня упоминала его — этот человек возглавил нападение на «Громовержец» и флотилию.
— А чего он?
— Он ребенок. Протокольный дроид меньше выслуживается перед хозяином. — Хлопья слюны слетали с ее губ, когда она с трудом выговаривала слова. Достав из кармана платок, женщина вытерла капли с коленей.
Раздражение Намира улеглось, сменившись недоумением.
— И что? — Битва с флотилией давно уже завершилась. И вражеский командир был самой последней из их проблем.
— Зачем
Ответа у него не было. Он и вопроса-то не понял. Челис наконец протяжно выдохнула и легла на стол. Намир вышел из лазарета, решив разобраться с проблемой губернатора в другой раз.
— За Чокнутого Горлана Маику Ивона, первого и единственного капитана Сумеречной роты и лучшего командира во всем, мать его, Альянсе. Без него в Империи стало безопаснее.
Это был тост Красавчика, долгий и напыщенный, но произнес он его без запинки. Намир поднял свою кружку с дымящейся алой жидкостью вместе с Гадреном, Головней, Дергунчиком и Неменовым — одним их пилотов Х-истребителей с «Клятвы Апайланы», прибывшим в увольнительную. Редкий гость среди солдат Сумеречной. Таракашка вызвалась остаться на «Громовержце» часовым. Еще одна группа солдат расположилась за столиком напротив, через проход, в жгучем оранжевом свете анкуральской кантины, выкрикивая собственные тосты и рассказывая байки о былых сражениях.
— Он будет нами гордиться, — тихо сказала Головня. Они выпили вместе. Намир поморщился от слишком сладкого, химически-фруктового вкуса вина.
Похороны были простыми, в традициях Сумеречной. Чтобы поднять дух солдат, Намир и старшие офицеры разрешили солдатам небольшое увольнение. Хуже не будет, сказал Намир, и должен был признать, что ситуация хоть как-то нормализовалась. Он снова сидел в Клубе, смотрел, как Аякс мухлюет в карты. Снова был на Ванзейсте и вместе с местными праздновал победу над имперцами.
— Он подошел ко мне на Бамаяре, — сказала Дергунчик, глядя в свою кружку. Гадрен и Красавчик подались вперед, чтобы лучше слышать. — После того, как мы взяли тот вонючий космопорт…
— Ченодру, — подсказала Головня.
Дергунчик пожала плечами:
— Ченодру. Подошел ко мне во время зачистки. Я уж подумала, что мы с Аяксом крупно попали. А Горлан начал загонять о строениях — что-то там об арках, колоннах. Как будто мне было до этого дело. Реально чудик был.
— Его интересовало все, — сказал Гадрен. — Фектрин считал, что до войны Горлан был учителем. Это многое объясняет.
— Точно знал Сайргон, — заметила Головня. — Он были близкими друзьями.
Намир покрутил кружку и горько улыбнулся:
— Но он тоже погиб и унес тайну с собой. Горлан умер легендой.
— Мы знали его сердце, — вновь заговорил Гадрен, — и его увлечения. Неужели он действительно был такой загадкой?
Намир пожал плечами:
— Какая разница. Там, откуда я родом, любой, кому хватало наглости возглавить армию, умирал легендой. Это меньшее, что ты можешь сделать.
— Что-то я не понял, — сказал Неменов.
Остальные неловко заерзали. Намир понимал — не для этого вечера такие разговоры. Это из-за спиртного он так груб и не может остановиться.
— Куда проще, — пояснил он, — сражаться за легенду, чем за политику или религию. Даже не надо делать вид, что ты что-либо понимаешь. Ты просто умираешь легендой, а твои последователи получают причину воевать в течение нескольких поколений.
Гадрен заговорил — терпеливо и умиротворяюще:
— Тогда мы должны постараться запомнить Горлана человеком, а не мифом и избегать такой ловушки.
Остальные сдержанно закивали, не сводя глаз с Намира. Он заставил себя улыбнуться и коротко взмахнул рукой в знак согласия. Он пришел в кантину не для споров.
Разговор двинулся дальше. Между тостами Дергунчик отпускала пошлые шуточки, а Красавчик слегка подкалывал Неменова. Все вместе они вспоминали истории о Горлане и Сумеречной роте. Головня рассказала о вербовке на Демилоке, когда в Горлана стрелял имперский шпион, прикинувшийся новобранцем. Когда спустя двое суток капитан очнулся, то пришел в ярость, узнав, что Сайргон свернул вербовку. Красавчик вспоминал о тяжелых днях после потерь на Магнус-Хорне, когда Альянс пытался приписать оставшихся солдат к другим пехотным подразделениям, а Горлан отстоял своих бойцов и не дал расформировать роту.
Поздно вечером, когда Намир сунул бармену денег, чтобы тот не обращал внимания на разбитые кружки и сломанный стул за их вторым столиком, они начали — по двое, по трое — возвращаться на «Громовержец». Даже навеселе никто из них не был настолько глуп, чтобы идти в одиночку. Под конец остались только Намир с Гадреном.
— Знаешь, он никогда мне не нравился, — сказал Намир.
— Знаю, — ответил инородец. В ядовито-ярком свете кантины его кожа мерцала, как угли.
— И все равно не могу представить Сумеречную без него.
Гадрен медленно кивнул и сложил вместе одну пару рук. Низкий дрожащий звук послышался из его глотки, словно он пытался не дать вырваться наружу каким-то словам.
— В том, что ты говорил о легендах, есть своя правда, — сказал он наконец. — Легче сражаться, когда под рукой у тебя есть некий символ. Мы все посвятили жизнь борьбе с Империей. Я не сомневаюсь в чьей-либо отваге или понимании глубины того зла, с которым столкнулся наш век. Но Горлан объединял наши надежды, и если рота хочет продолжать существовать… ей нужно на чем-то сосредоточиться. Мечта. Цель.